Дневник горничной

Бакалейщица молчит… Вид у нее смущенный… Без сомнения, она поставщица нотариуса… Искусно прерывает руготню Розы:

— Я думаю, что мадемуазель Селестина не откажется выпить стаканчик черносмородинной с этими барышнями… А вы, мамзель Роза?

Это предложение успокаивает разгоряченные умы, и в то время, как она вынимает из шкафа бутылку и стаканы, которые Роза расставляет на столе, взоры всех загораются, и все облизываются, предвкушая удовольствие… На прощание бакалейщица говорить мне с любезной улыбкой:

— Не считайтесь с тем, что ваши господа у меня ничего не берут… Приходите в другой раз…

Возвращаюсь с Розой, которая продолжает посвящать меня в курс дел всего местечка… Мне казалось, что запас сплетен должен у нее истощиться… Нисколько… Она непрерывно придумывает новые и самые ужасные… Очевидно, способы клеветы у нее неистощимы… И язык болтает непрестанно, без умолку… Никого она не оставляет в покое, всех задевает. Изумительно, как в провинции, в несколько минут можно совершенно опорочить имя человека… Таким образом мы дошли до ограды Приерё… Здесь она никак не может меня покинуть… все говорит… говорит без конца, старается меня совсем обойти, поразить своей любезностью и своим бескорыстием… А у меня голова идет кругом от всего слышанного, и вид Приерё еще тягостнее сжимает мне сердце… Ах! эти лужайки без цветов!.. И это огромное здание, имеющее вид казармы или тюрьмы, где за каждым окном мне чудится взгляд шпиона!..

Солнце греет сильнее, туман исчез и очертания пейзажа внизу сделались яснее… За равниной на холмах, я вижу маленькие деревушки, купающиеся в солнечной пыли: красные крыши оживляют вид; река, пересекающая желто-зеленую равнину, сверкает то здесь, то там серебряными изгибами; легкие нежные очертания облаков украшают небо… Но я не чувствую никакой радости при виде всего этого…

У меня одно желание, одна мысль, одно намерение, убежать от этого солнца, от этой равнины, от этих холмов, от этого дома и от этой толстой женщины, противный голос которой преследует и терзает мой слух…

Наконец, она собирается меня оставить… Берет меня за руку и сочувственно сжимает ее своими толстыми пальцами, одетыми в митенки. И говорит:

— К тому же знаете, милая, г-жа Гуэн женщина очень любезная… и умелая… следует ее навещать почаще…

На минуту она останавливается и затем таинственно:

— Подите-ка, скольким девицам она помогла!.. Как только что-нибудь заметят — сейчас к ней… и ни слуху, ни духу… говорю вам… на нее можно положиться… Это женщина очень знающая…

С заблестевшими глазами, глядя на меня со странной настойчивостью, она продолжает:

— Очень знающая… и умелая… и сама скромность, просто наше Провидение… Ну, так вот, милая, не забудьте же побывать у нас, когда сможете… И почаще навещайте г-жу Гуэн… не пожалеете… До свидания… до скорого!..

Ушла… Я вижу, как она удаляется своей качающейся походкой; идет вдоль стены, вдоль забора… и внезапно исчезает на дороге.

Я прохожу мимо Жозефа, садовника-кучера, который чистит дорожки… Мне кажется, что он хочет что-то сказать; но он молчит. Только смотрит на меня искоса, странным взглядом, от которого мне делается почти страшно…

— Хорошая сегодня погода, г-н Жозеф…

Он что-то бормочет сквозь зубы… Разозлился, что я осмелилась пройти по дорожке, которую он чистит…

Что за чудак этот человек! как он мало воспитан. Почему он никогда не говорит со мной ни слова?.. И почему он никогда не отвечает, когда к нему обращаешься?..

Дома — барыня недовольна… встретила меня злобным восклицанием:

— На будущее время я вас вопрошу не оставаться там так долго…

Мне хочется ей возразить, потому что я раздражена, взвинчена, расстроена… Но к счастью я сдерживаюсь… Ограничиваюсь молчанием.

— Что вы там такое говорите?

— Ничего…

— Ваше счастье… И потом я вам запрещаю водит компанию с прислугой г-на Можера. Для вас это плохое знакомство… Видите, из-за вас сегодня все с опозданием…

Внутри меня бурлит:

— К черту! к черту… ты мне надоела… буду говорить, с кем хочу… видать, кого хочу… ты мне не смеешь указывать, животное…

Достаточно, чтобы я услыхала ее пронзительный голос, увидала ее злые глаза и деспотические приказания, чтобы моментально исчезло то отвратительное впечатление, которое у меня получилось от обедни, бакалейщицы и от Розы…

Роза и бакалейщица — правы; лавочница — тоже права; все они правы… И себе слово увидать Розу, часто видать ее, побывать снова у бакалейщицы… войти в самую тесную дружбу с мерзкой лавочницей… все это назло барыне… И я повторяю себе… с диким упрямством:

— Животное!.. Животное!.. Животное!..

Днем, после завтрака, барин и барыня поехали кататься. Уборная, комнаты, письменный стол барина, все шкафы и шкафчики, буфет заперты на ключ, что на это скажешь?.. Ну… спасибо!.. Никакой возможности прочесть хоть одно письмо, или сделать себе маленькие запасы…

Я просидела в своей комнате… Написала матери, г-ну Жану и читала: «В семье»… Что за чудная книга… И как хорошо написана! Вот смешная вещь. Я очень люблю слушать всякие пакости… но не люблю о них читать… Я люблю читать только те книги, от которых плачешь…