Дневник горничной

— Все равно, барыня… Все, что барыня от меня потребует, я сделаю…

И я говорила правду… Я была готова на все…

Она поблагодарила меня кротким взглядом и продолжала:

— Итак, вот… Я много испытала в жизни. Изо всех близких, которых я потеряла… у меня остается один внук… которому тоже угрожает смерть от ужасной болезни, унесшей остальных…

Не решаясь произнести название этой болезни, она указала мне на грудь старческой рукой, одетой в черную перчатку… И продолжала с еще более жалким выражением:

— Несчастный мальчик!.. Прелестный ребенок… очаровательное существо… на которое я возлагаю все мои последние надежды. После него я останусь совершенно одна… И что мне тогда делать на земле, Бог мой?..

Глаза ее затуманились слезами… Она утерла их кончиком платка и продолжала:

— Доктора говорят, что можно его спасти… что болезнь зашла еще не так далеко… они предписали режим, от которого ожидают большого улучшения… Каждый день после полудня, Жорж должен брать морскую ванну, или на секунду окунаться в море… После этого нужно ему крепко растирать все тело волосяной перчаткой, чтобы возбудить кровообращение… Затем заставить его выпить стакан старого портвейна… и потом лежать, по крайней мере, час в очень теплой постели. Все это вы должны проделывать, дитя мое, — это прежде всего, но понимаете, нужно еще, чтобы вокруг него была жизнь, молодость, веселье… У нас как раз этого нет; у меня двое прислуг, очень преданных… но старые, мрачные чудаки. Жорж их не выносит… Сама я, с моими седыми волосами, постоянно в трауре… Я чувствую, что угнетаю его, и хуже всего то, что я чувствую, что часто не могу скрыть от него моих опасений. Ах! я хорошо знаю, что эта роль вовсе не для такой молоденькой девушки, потому что и Жорж мой еще совсем ребенок… Ему всего 19 лет. Бог мой!.. Без сомнения, люди осудят… Но мне до людей нет дела; я забочусь только о моем дорогом больном… и полагаюсь на вас… Мне кажется, что вы честная женщина…

— О!.. конечно… барыня… — воскликнула я, заранее уверенная, что именно я та святыня, которую разыскивала несчастная бабушка, для спасения своего ребенка…

— А он… бедняжка, милосердый Боже!.. При его болезни, в его положении, может, еще нужнее морских ванн не быть всегда одному, иметь возле милое личико… слышать веселый, молодой смех… который отгонял бы от него мысль о смерти, подавал бы ему надежду… вы согласны?..

— Согласна, барыня, — ответила я, тронутая до глубины души… — И барыня может быть уверена, что я буду хорошо ходить за г-ном Жоржем…

Условились, что я поступаю сегодня же вечером на место, а послезавтра уедем на море, где на самом берегу была снята, для них роскошная вилла…

Бабушка не преувеличивала… Г. Жорж оказался, действительно, очаровательным существом… У него было нежное, безбородое лицо, совсем как у женщины; движения тоже женственно-томные… Длинные, очень белые, нежные руки, с прозрачными жилками… И целое море страсти в глазах… Зрачки, точно пожираемые каким-то адским огнем, синеватые веки, точно опаленные молнией взгляда… Целый сноп мыслей, страстей, чувств, богатейшая психика!.. И зловещие багровые пятна на скулах! Казалось, что он умирает не от болезни, не от смерти, но от избытка жизни, от лихорадочной жажды жизни, которая пожирает его организм, иссушает тело… Ах! как тяжело было смотреть на него!.. Когда бабушка привела меня к нему, он лежал, вытянувшись на кушетке, держа в своей тонкой белой руке увядшую розу… Он встретил меня, не как прислугу, а почти как хорошую знакомую, которую он ждал… И с первой же минуты, я привязалась к нему всеми силами своей души…