Дело Каминского оказалось выгодным для немецкого командования и позволило переложить всю ответственность за преступления, совершенные в Варшаве, на русских коллаборационистов и восточные формирования. Этот миф, найдя отражение в документах322, долгое время фигурировал на страницах мемуаров и научных публикаций, касавшихся восстания323.
Тем временем Бах ослабил карательные меры. Гражданскому населению Варшавы, испытавшему на себе весь ужас эсэсовского террора, предлагалось с 25 августа 1944 г. покинуть город. Полякам обещали сохранить жизнь и предоставить работу324. Основным пунктом приема стал транзитный лагерь № 121 (Дулаг) в небольшом городке Прушков, расположенном в нескольких километрах к юго-западу от польской столицы. До середины октября 1944 г. через лагерь прошло свыше полумиллиона человек. Руководство СС использовало Прушков для депортации гражданского населения в рейх. Уже до конца первой декады сентября команды СС и полиции отправили от 60 000 до 65 000 человек в Освенцим, Равенсбрюк, Маутхаузен, Бухенвальд, Дахау, Флоссенбюрг, Гросс-Розен, Заксенхаузен и Штутгоф325.
Зелевский нес прямую ответственность за депортацию. Он вел оживленную переписку с начальником РСХА, обергруппенфюрером СС Эрнстом Кальтенбруннером, и был прекрасно осведомлен обо всех насильственных перемещениях поляков. Личная заинтересованность и причастность Баха к этому процессу сомнений не вызывает326.
Применяя метод «кнута и пряника», Зелевский постепенно вынудил командование АК пойти на переговоры. С 17 сентября 1944 г. он установил контакт со штабом генерала Комаровского и командными пунктами польских частей, оборонявших районы Чернякув, Мокотув и Жолибож327. Произошел обмен парламентерами. Неоднократно переговоры срывались. Генерал СС подготовил письма для командиров повстанцев. Говоря о гуманном обращении, он пытался склонить их к сдаче в плен. Но ответы были отрицательными. Например, командир участка обороны АК в районе Жолибожа майор Владислав Елень-Новаковский (псевдоним «Жубр») написал Зелевскому: «Так называемую немецкую гуманность мы, поляки, знаем издавна, а особенно близко с ней познакомились в период немецкой оккупации последних лет. Я удивлен, что есть еще немцы, которые осмелились говорить о гуманности»328.
В 7 утра 29 сентября 1944 г. в штаб к Зелевскому в Ожарове прибыла делегация во главе с подполковником Францишеком Германом (псевдоним «Богуславский»). В ходе двухчасовых переговоров обсуждались вопросы прекращения огня и почетного плена на основании положений Женевской конвенции. Польская сторона коснулась и проблемы преступлений. В ответ на это Бах сказал: «Если же говорить о допущенных жестокостях, то немцы также могли бы перечислить немало жестокостей, совершенных во время восстания отрядами Армии Крайовой, однако подобная полемика не привела бы к соглашению»329.
Точка в диалоге между воюющими сторонами была поставлена 2 октября 1944 г. С 8 утра и до 20 часов вечера велись тяжелые переговоры. Командование АК представляли полковник Казимеж Иранек-Осмецкий (псевдоним «Ярецкий»), подполковник Зигмунт Добровольский («Зиндрам») и подполковник Х.Ф. Корчинский («Сас»). В немецкую группу переговорщиков входили Бах, штандартенфюрер СС Герберт Гольц, майор полиции Курт Фишер и переводчик330. В итоге поляки получили необходимые гарантии и подписали договор о прекращении боевых действий331.
В конце сентября – начале октября 1944 г. Бах находился на пике своей карьеры, так что даже отметил в дневнике: «В эти дни я вхожу в историю. Я так горжусь этим»332. 30 сентября 1944 г. Гитлер наградил его Рыцарским крестом Железного креста, а Гиммлер прислал поздравительную телеграмму333.
После капитуляции Бах привез руководство Армии Крайовой в свой штаб в Восточной Пруссии. Польских офицеров разместили в хороших условиях. Они получали денежное довольствие в немецких марках в соответствии со своим званием. Зелевский ежедневно беседовал с Коморовским и пытался вовлечь поляков в борьбу против СССР. Коморовский отверг все предложения. Гитлер внимательно следил за этими переговорами. Когда он убедился в их бессмысленности, фюрер приказ полностью разрушить и разграбить Варшаву. Фактически это означало нарушение условий капитуляции. Гиммлер предоставил Зелевскому все полномочия, чтобы окончательно превратить несчастный город в пыль. В телеграмме варшавского губернатора Людвига Фишера генерал-губернатору Гансу Франку от 11 октября 1944 г. говорилось: «Обергруппенфюрер фон дем Бах получил новый приказ об умиротворении Варшавы, то есть о том, чтобы во время войны сровнять Варшаву с землей, только если этому не будут мешать военные интересы строительства крепости. Перед сносом все сырье, весь текстиль и вся мебель должны быть вывезены»334.