Хотя Бах уже оказал значительную помощь американскому обвинению, приглашать его на процесс не торопились. Последовали возражения со стороны группы аналитиков из Управления стратегических служб генерал-майора Уильяма Донована. Его подчиненные помогали команде ведущего прокурора Международного военного трибунала бригадного генерала Телфорда Тейлора с необходимой документацией и подбором свидетелей. Они проинформировали прокурора о том, что Зелевский не тот человек, за кого себя выдает. Аргументируя свою позицию, они сослались на заявление Фабиана фон Шлабрендорфа, участника немецкого сопротивления, выступавшего категорически против вызова Баха в качестве свидетеля, главным образом из-за многочисленных преступлений, совершенных им в России. Тейлор, однако, отклонил эти возражения. Ему нужны были свидетельские показания причастности немецкой армии к зверствам. Генерала-карателя вызвали в зал нюрнбергского суда340.
7 января 1946 г. Бах выступил перед Международным военным трибуналом. Его показания стали настоящей бомбой. Зелевский свидетельствовал, что задачей оперативных групп полиции безопасности и СД было уничтожение евреев, цыган и политических комиссаров. Части и соединения вермахта были во многом виновны в жестокой войне против партизан и населения, и такие приказы армии, как «О военной подсудности в районе “Барбаросса”», не позволяли предотвратить превышение войсками своих полномочий. Немецкие фельдмаршалы на Восточном фронте оказывали полную поддержку операциям СС в оперативном и тактическом тылу вермахта. Прокурор Тейлор, чья стратегия в ходе процесса строилась на развенчании мифа о непричастности германских вооруженных сил к политике геноцида, был удовлетворен такими показаниями и предложил, чтобы свидетеля допросили другие представители обвинения и защиты341.
Право задать вопросы перешло к советской стороне. Полковник юстиции Ю.В. Покровский спрашивал Зелевского о непосредственных исполнителях преступлений на оккупированных территориях СССР. В зале суда зазвучали имена и фамилии Артура Небе, Макса фон Шенкендорфа, Вальтера фон Рейхенау, Дирлевангера и др. Однако настоящий резонанс вызвали показания Баха о том, что перед началом войны против Советского Союза Гиммлер собрал высших руководителей СС и полиции в Вевельсбурге. На этом собрании рейхсфюрер заявил, что «целью похода в Россию является сокращение числа славян на 30 миллионов человек»342. Покровский несколько раз возвращался к этим словам, пытаясь не упустить ни одной детали.
В перерыве между заседаниями скамья подсудимых пришла в движение. Больше всех неистовствовал Геринг, в уничижительных выражениях отозвавшийся о Бахе: «Эта грязная, кровожадная свинья! Он ведь самый кровавый убийца, продающий свою душу, чтобы спасти свою вонючую шею»343. Побагровел от ярости и генерал-полковник Альфред Йодль, просивший допросить Зелевского: «Знает ли он, что Гитлер представлял его нам как образцового борца с партизанами… Спросите эту грязную свинью»344.
Защитник Геринга, доктор юриспруденции Отто Штамер, задал Баху несколько вопросов, касавшихся его причастности к преступлениям во время борьбы с партизанами. Свидетель не отрицал своей вины, но искусно обошел тему награждения за свои «подвиги», представив дело так, будто все его награды им были заработаны на фронте. На самом деле большинство своих орденов и знаков отличия он получил не за участие в боях с регулярной армией противника, а за проведение карательных акций345. Когда Зелевский покидал зал и проходил мимо Геринга, последний крикнул ему вослед бранное слово «Schweinehund» (можно условно перевести, как «подлец» или «ублюдок»)346. После этого инцидента свидетелей больше не водили мимо скамьи подсудимых.
Геринг был недалек от истины. Зелевский был действительно причастен к огромному количеству злодеяний и являлся одним из главных исполнителей преступной воли Гиммлера. Рассказывая об истребительных планах СС, Бах пытался вывести себя за скобки этого процесса. Но в его дневнике неоднократно встречаются расистские выражения. Например, 10 июля 1941 г., наблюдая за транспортировкой нескольких тысяч пленных красноармейцев, он с презрением назвал их «сплошным смешением рас»347. А 24 ноября 1943 г. Зелевский сделал в журнале заметку: «Немецкий Зигфрид борется против азиатского недочеловека не на жизнь, а насмерть»348.