Дня 3
. На рассвете ударили в колокола, созывая чернь, никого из наших в то время в город не пустили. Причина этого сбора была, как нам говорили, в том, что наши из глинских, которых до нас выслали из Ярославля в Вологду, а из Вологды, перед приездом нашим, в Устюжну, ушли оттуда, подкрепившись более чем десятком стрельцов, и направились к инфляндской границе. Так как не было города ближе, чем Вологда, дали знать сюда, после чего воевода, собрав людей, отправил за ними пять всадников в погоню.Дня 4
. Дали знать, что их где-то на болоте окружили и поймали, некоторые советовали не верить этому, но, напротив, говорили, что они уже на границе грабят и жгут села.Дня 7
. Снова пришло известие, что одного из них убили, других ранили и, взяв в плен, посадили в мешки.Дня 8
. Начало нашей радости. В вечернее время отдали нам, бесспорно, подлинное письмо от панов послов коронных, в котором обещают нам скорую свободу и называют время и день — 8 октября. Решили нас, всех задержанных (по-ихнему “зад[е]ржаньцев”), известить о высылке на границы.Вот копия этого письма:
“Вам, милостивые и любезные паны и братья, сообщаем, что после долгих переговоров с думными боярами постановили мы, наконец, заключить мир между королем польским, паном нашим милостивым, и московским государем на 4 года без одного месяца. При заключении этого договора наипервейшим условием было, что-бы всех людей
Дня 9
. Радость и веселье наше сменил Господь Бог на печаль и скорбь, когда умер один из наших — Валерьян Обельницкий, повар пана воеводы, добродетельный слуга, очень степенный и целомудренный человек. Господи Боже, будь милостив к душе его. Похоронили его на том же холме, где и первого. Только 20 людям позволили проводить его до могилы.Дня 13
. Получили мы известие о пане воеводе, что он выехал из Москвы со всеми людьми 2 числа того же месяца и видели его в Ярославле, из чего поняли мы, что наших отправили на воров.Дня 17
. Были такие вести, но верить им нельзя, что пана воеводу и царицу воры поймали.[351] Это нас встревожило, так как грозило дальнейшим промедлением. А другие, особенно сами приставы, обещали нам отъезд через десять дней. Были и иные слухи и тревожные для нас известия, которым мы не доверяли. Отъезд и освобождение наше считали, по неверию нашему, великим Божьим чудом.Дня 20
. Обещали нам отъезд после воскресенья, Господь Бог знает, которое по счету будет. А нас мучают холода: первый мороз был 21 августа. Остаток месяца мы провели в великой тоске. Особенно когда стали как-то усиливаться сомнения в нашем отъезде. Утихли слухи о возвращении. Но возникли другие слухи, а именно: о трудностях и стычках московских.Дня 25
. Пришло известие, что была большая битва, на которую сам царь Шуйский выезжал, но, проиграв, возвратился с большим уроном.[352] После этого разослали грамоты, которые сегодня доставили сюда, в Вологду, чтобы под страхом смерти каждый боярин, не мешкая, ехал на войну. Тем, кто укрывал призванных по всем городам и деревням, объявили, что ни один мещанин не смеет не только укрыть, но даже принять в доме боярина. А если бы укрыл, то самого его велено было казнить, а имущество отбирать к царю. Тревожили нас эти слухи, и надежда на отъезд в назначенное время слабела.Раздел 9
Сентябрь
Дня 1
. Прислали из Москвы гонца, чтобы приказать нам готовить возы, обещая скорый отъезд. А поэтому утешились мы, надеясь на милосердие Божье, что уже приблизил он окончание нашей неволи.Дня 7
. Отчасти ослабела надежда наша на отъезд, тем более, когда до нас дошли слухи, что пан воевода со всеми находится в Великом Новгороде под большой стражей и что на столичный город Москву наступает новое вооруженное войско.