Дневник метаморфа

Порой случались конфузы: престарелый двоюродный кузен, бессамочный холостяк, ни разу не ходивший с яйцами, уличённый во вредоносности, отчаянно уверял, что никакую губку не выпускал, а на обрыбление идти отказался. Он смертельно боялся, что кто-то из холостячек подкараулит его у икры, парализует и отложит яйцо — в молодости его дружок умер от первого же яйценоства, с тех пор кузен панически боялся самок и в каждой видел алчную хищницу, даже в собственных сёстрах. Как-то по-хитрому его тогда старейшины наказали, Тенго точно не помнила, кажется, пристроили смотреть за чужими детьми в кувшинке совета… В общем, суд ей муж приснил такой настоящий, что Тенго мигом пришла в себя. А тут и в самом деле скопилось дел невпроворот: валить искрой деревья, дробить валежник, ломать сучья, таскать на реку и восстанавливать запруды, которые без сноровки не особо и строились, и ни волна, ни искра в этом деле не помогали. Еле сделали первую запруду вверх по течению!

Плюс был один — она НАТРЕ НИРО ВАЛАСЬ, научилась контролировать силу искры, а также быстро попадать в хранилище и выбирать небольшие блескавки. Она больше не нуждалась в ШО КЕ РЕ для подзарядки, а словно запомнила дорогу в Яйцеклад Первожены, сходив туда дважды: во сне, в Первоприюте, и в своём первом бою. Волна, искра ей вслед, и вот огромное дерево с треском рухнуло как раз в нужную сторону, кроной перегородив реку, даже дробить и тащить не пришлось, им просто повезло.

Потом Тенго нашла и прогнала ящерицу, которая приплыла по течению, а потом взяла и кладку на отмели отложила. Зачем бобрятам такое соседство? Выведутся, начнут безобразничать, всё и всех подряд жрать, ну уж нет. В озерной общине, если ящерную кладку находили, то непременно забирали — нечего нестись где ни попадя, к тому же вкусно, если яйца свежие, с полупрозрачной кожурой. Эти были хороши, они с мужем съели белки, а жирные желтки скормили детям.

Бобрята быстро привыкли к новым соседям и перестали прятаться. Тенго радовалась, глядя, как они выбираются из нор, чтобы набить животы травой, как длинными зубами грызут веточки подлеска или играют на отмели. Она насчитала не меньше десятка детёнышей, уже сейчас по размеру больших, чем она сама, это значило, что бобровнику вымирание не грозило. С одним понюхалась нос в нос и разошлась в мире. Тенго пыталась их рыбой кормить, но те не знали иной пищи, кроме растительной и не ели, а паслись в траве. Она тешила себя мыслью, что эти звери запомнят: дакнус — не враг, даже если бобровой матери лично из неё не вышло, что немудрено, ведь где дакнусы, с Хранителями крови, а где бобры.

Пока суд да дело, то есть, пока Тенго спала, а после строила запруды, дом успел глубоко закопаться. Он стал странным, ни у кого в общине такого дома не было: весь шишковатый изнутри из-за искры, как комната Умельца, и криво сросшийся снаружи, в местах укусов: битый, дёртый, ломаный и самый бывалый на вид, словно не кувшинка, а стайный хищник. Тенго удивлялась, как он не сдох вообще. Дом нашел проточную воду с влажным берегом и решил, что тут ему самое место, а когда пришла пора сплавляться дальше — ничего не получалось сделать, хоть искрой его бей, хоть зубами грызи, он только выбрасывал все новые защитные шишки и деревенел. В озере покалеченные ящером, но выжившие дома на всю жизнь запоминали ужас нападения. Жить в таком доме нельзя, даже если стенки срослись, держали воду и дышали воздухом — он постоянно снил кошмары, и бедные, выжившие после атаки дакнусы, раз за разом видели во сне гибель близких. Порченый дом отлучали от общих кувшиночных корней и выставляли на отмель, там они зарастали слизью, дичали и жили ловлей малька. Их же дом теперь боялся бобров. Однако муж и тут справился! Домовитый Нико полюбил кувшинку и дал ей имя — Бобик. Он улёгся вибриссами в усики и приснил кувшинке, что бобрята выросли и разрывают её на части. Бобик понял, что здесь ему не выжить, и к восходу солнца сам по себе выкопался.

Они покинули бобровник и поплыли вниз по реке, теперь осторожные и более сильные, поочередно пуская волну, Нико говорил — СКА НИ РУЯ окрестности. Один только раз проморгали ящера, и то лишь потому что отвлеклись, вылизывая друг друга, но Тенго легко с ним справилась, лишь на секунду закрыв глаза и выбрав самый малый прутик из яйцеклада Первожены. Бдыщ! И ящер бросился наутёк, аж брызги столбом. Может Тенго ещё не искритель, но можица — что надо. В тихих местах реки пробовала выносить детей на воду. Нико утверждал, что рано и небезопасно, но ей хотелось узнать, поплывут ли, и те поплыли, их носики по природе очень правильно закрывались, и она стала учить их задерживать вдох, погружая глубже и дольше.