Дневник. На Поместный Собор. 1917–1918

…не сидел рядом с ним, а отдельно с профессорами. — Атмосферу на диспуте описал в своих воспоминаниях студент Академии 1917 г. С. Волков: «Наиболее яркими событиями академической жизни бывали диспуты, или коллоквиумы, как они официально назывались, при защите магистерских диссертаций […] они проходили в актовом зале в присутствии всех студентов, профессуры, приглашенных духовных и светских лиц. В первом семестре 1917/18 учебного года их было четыре таких коллоквиума. […]

Но самым примечательным, конечно, был диспут Туберовского, вопреки всем обыкновениям, продолжался два дня — 10 и 11 октября 1917 года. Мои друзья […] заранее предупреждали меня, что диспут обещает быть интересным. Сначала рецензентами были назначены профессора Μ. М. Тареев и М. Д. Муретов, но после кончины последнего в 1917 году его заменил П. А. Флоренский (наоборот, сначала рецензентами были о. Павел Флоренский и М. Д. Муретов, которого и заменил Μ. М. Тареев. — Ред.). Рецензентами, таким образом оказывались идейные и личные противники — прежний и нынешний редакторы „Богословского вестника“. Острота положения усугублялась еще и тем, что хотя Туберовский поставил своей задачей дать мистическую апологию догмата Воскресения Христова, понимание мистицизма у него было иным, чем у Флоренского. Если последний опирался на мистику святых отцов, то Туберовский преимущественно исходил из понимания мистики западными философами […] поэтому его считали в области богословия учеником и как бы продолжателем Тареева. Как жаль, что журналы Совета за 1917 год не были напечатаны, скорее всего погибли при катастрофическом разгроме канцелярии Академии. Жалею я и что не записал сразу же после диспута свои впечатления. […]

В первый день на диспуте председательствовал архиепископ Новгородский Арсений.

Заслушать успели только отзыв одного Флоренского, поэтому продолжение коллоквиума было перенесено на другой день, когда Арсений уже уехал.

— Владыка полагал, — говорил мне потом Глаголев, — что диспут „провернут быстро“, в четыре-пять часов, как бывало раньше». Но автономная Академия решила показать, что у нее «не иссяк порох в пороховницах», и затеяла такое словопрение, какого не помнят не только академические старожилы, но и ее летописи…

Сам я запомнил из первого дня только, что Флоренский упрекал Туберовского в несколько поверхностном понимании мистицизма, в сухом, чисто профессорском (на немецкий лад) подходе к проблеме, в недостаточном использовании мистики восточной, особенно православной, что делало его труд, по замечанию Флоренского, похожим на «Многообразие религиозного опыта» У. Джемса. Последний тщательно изучил субъективный религиозный опыт даже незначительных сектантских деятелей, однако совершенно не затронул тех богатств, которые имеются в «Добротолюбии» и вообще в святоотеческой письменности.

Второй день начался выступлением Μ. М. Тареева.

Здесь надо отметить одну деталь, понятную каждому, кто знал об отношении рецензентов друг к другу, но которая уже с первого момента как бы предопределила развитие дальнейших событий.

Обычно на таких коллоквиумах оба рецензента садились рядом за маленький столик возле старинной кафельной печи елизаветинского времени, напротив соискателя, который возвышался перед ними на кафедре. Однако уже в первый день Флоренский находился за этим столиком в одиночестве: Тареев сидел за большим столом вместе с остальными профессорами. Теперь они поменялись местами. Председательствовал недавно избранный в ректоры и уже рукоположенный в протоиереи А. П. Орлов.

Тареев начал свой отзыв с указания положений и разделов диссертации, которые считал ошибочными. Таких, к общему удивлению, оказалось немало, хотя все считали Туберовского его единомышленником. Затем рецензент перешел к обсуждению принципиальных проблем и заговорил вообще о характере современного русского богословия, отмечая его достоинства и недостатки. В основном он повторил те мысли, которые высказал в своей статье «Новое богословие», где обвинил Флоренского в нехристианстве «Столпа», утверждая, что это не православная, а «спиритическая» философия. Теперь же, говоря о развитии русского богословия за истекшее столетие, он ставил в заслугу последнему стремление к предельной ясности, использование методов критического мышления, уклонение от модных в последние годы псевдомистических течений, вроде теософии и антропософии.

— …Печальным исключением среди таких богословских, трудов является книга священника Флоренского «Столп и утверждение Истины»! — подчеркнуто произнес он.

Тотчас же к А. П. Орлову обратился друг и единомышленник Флоренского Ф. К. Андреев:

— Отец Анатолий! Прошу вас оградить Павла Александровича от незаслуженных оскорблений!

Ректор поднялся и, обращаясь к Тарееву, произнес:

— Михаил Михайлович, прошу вас в вашем отзыве держаться ближе к теме, к рассмотрению диссертации Александра Михайловича Туберовского, не переходя на личную почву и не затрагивая отдельных лиц!