Дневник. На Поместный Собор. 1917–1918

Завтра в Храме Спасителя разрешается патриарший вопрос. Посредством жребия указана будет воля Божия, кому из избранных трех кандидатов нести этот тяжелый крест. Чем ближе подвигается время, тем все страшнее становится. Завтра служат двенадцать преосвященных архиепископов с митрополитом Киевским во главе. А мы — кандидаты — остаемся дома, в ожидании благовестия. Церемониально-богослужебною частию занимается архиепископ Кишиневский Анастасий. Выработанный им в Комиссии ритуал, одобренный Собором, следующий. К половине десятого в Храм Спасителя собираются служащие преосвященные. К этому времени приезжает митрополит Киевский Владимир. Мы — кандидаты — служим или слушаем у себя порану, а затем к часу должны собраться на Митрополичьем подворье и ждать благовестия, которое принесут нам старейшие преосвященные. По окончании часов митрополит Владимир идет в алтарь, здесь ему дают три билетика, на которых саморучно он вписывает имена кандидатов, свертывает их и бросает в приготовленный ковчежец, который затем и запечатывается. Этот ковчежец поставляется на солее, пред принесенною из Успенского собора иконою Владимирской Божией Матери. За литургиею поминаются наши имена. По окончании литургии молебен, пред концом которого на виду всего народа, на солее митрополит Киевский снимает печать, а затем старец иеромонах Алексий вынимает жребий. После этого поется «Тебе Бога хвалим» и конец молебна; а затем депутация из шести преосвященных приезжает на Подворье для извещения.

Митрополит Тихон завтра будет служить литургию в своей крестовой церкви. Я же буду только слушать. В моленной стояли во время всенощной митрополиты Владимир и Тихон, а я — в зале, примыкающей к церкви, в темноте. Я не хотел зажигать света, чтобы быть сосредоточенным. И простоял я здесь всю всенощную, в темноте. И молился я так, как только могу, о том, чтоб Господь не возлагал на меня непосильного бремени, чтобы миновала меня чаша сия. При представлении только одной возможности избрания меня в патриархи меня бросало и в пот, и в холод, и я готов был разрыдаться.

После легкой трапезы, за которою обыкновенно, кроме хозяина, садятся митрополит Владимир, я и Анастасий, я долго гулял по комнатам с митрополитом Тихоном. Беседа наша все время вращалась вокруг завтрашней воли Божией. Несмотря на природное спокойствие митрополита Тихона, и теперь он был значительно возбужден. Мы искренно высказывали своя сокровенная, чтобы жребий пал на архиепископа Антония, но не потому, чтобы он был совершенно подходящим для этого, а потому, что он все время был идеологом патриаршества, которое уже давно является для него жизненным вопросом. Кроме того, я совершенно искренно указывал на митрополита Тихона как на достойнейшего кандидата, преимущественно по практическим соображениям и по свойствам его характера. Взять, например, вопрос о помещении для патриарха. Где он будет на первых порах жить? В Чудовом теперь нельзя. В Ново-Спасском — не приспособлено. А если будет избран Московский митрополит, то он может временно оставаться в своем помещении. А по характеру своему — он благодушный и спокойный, — что так важно в практическом отношении. Что касается меня, говорил я, то я боюсь, что не понести мне этого креста, и я считаю себя неспособным для такого исключительного служения. Так мы беседовали до полуночи. Пришел я в свою келлийку и стал писать эти строки, чтобы отвлечься от патриарших перспектив. Господи! Избавь меня от этой высокой почести. Ты видишь, что я искренно молю Тебя об этом.