Дневник наркомана

     Глаза безумного графа вспыхнули  опасным огнем. Он сделал шаг  назад  и занес  свою  трость. Но Фордхэм,  будучи  старым  воякой, предвосхитил  жест безумца. Он провел  в  мятежных  штатах Индии всю свою  молодость; и если он чего-то не знал о драках, значит оно того и не стоило. В частности,  Фордхэм прекрасно   понимал,   что  безоружный  человек   в   сидячем  положении  за закрепленным  столом мало  что может  сделать против  человека с палкой.  Он выскользнул из-за стола точно кошка. И прежде чем Бамбль смог  опустить свою трость, старик поднырнул снизу и ухватил лунатика за глотку.

     Борьбы, в  сущности,  и  не было.  Ветеран тряхнул противника почти как бульдог и,  не ослабляя хватки, швырнул того на пол одним мощным рывком. Все заняло  не  более  пары  секунд. Фордхэм придавил коленом грудь поверженного забияки, который скулил, задыхался и молил  о снисхождении, говоря при  этом человеку на двадцать лет старше него, которого он сам же и спровоцировал  на драку, что тот не должен его обижать по причине их столь давней дружбы!

     Толпа в таких делах всегда ведет себя, как мне кажется, весьма странно. Все, или почти все,  норовят вмешаться; но в действительности никто этого не делает.

     Однако,  в данном  случае  инцидент угрожал  принять серьезный  оборот. Старик прямо-таки вышел из себя. И был шанс, что он придушит насмерть шавку, визжавшую у него под коленом.

     Мне  хватило  ума, чтобы протиснуться  к старшему официанту,  веселому, дородному французу, который, в свою очередь, вклинился  в круг зевак. Я даже помог ему оттащить Фордхэма от поверженной фигуры его противника.

     Одного  прикосновения   оказалось  достаточно.   К  старику   мгновенно вернулось  самообладание,  и  он  спокойно  возвратился  за свой  столик, не выказав никаких признаков  возбуждения, кроме выкрика: "Шестьдесят к сорока, шестьдесят к сорока".

     -  Принимаю, -  раздался голос человека, едва ступившего в пределы кафе минутой позже разыгравшейся сцены. - Но что за лошадь?

     Я  услышал эти слова, как  слышит их человек, погруженный в сон; потому что мое внимание было внезапно отвлечено.

     Бамбль и  не пытался встать. Он так и лежал,  хныча.  Я отвел взгляд от столь  отвратительного зрелища,  и оказался в  плену двух громадных  сфер. В первый миг я даже не понял, что это были два глаза. Это прозвучит нелепо, но моим первым  впечатлением было  одно  из тех ощущений из  ниоткуда,  которые посещают пилота во время полета на высоте десяти тысяч футов. Жутко странная вещь, скажу  я вам - мне  она напоминает атмосферные помехи, какие бывают  в радиоприемнике;  у  меня   она  вызывает  странное  чувство!  Некое  подобие зловещего  предупреждения  о  том,  что  есть  кто-то  еще  во  Вселенной  и окружающем тебя  пространстве:  и  оно не  менее  откровенно  пугающее,  чем осознание противоположной вещи, что ты вечно одинок, и оно ужасает.

     Я полностью  выпал из времени  в вечность. Я ощутил себя в  близости от некой колоссальной  силы,  способной влиять во благо и во зло.  Я чувствовал себя так,  словно только что родился на свет - не знаю,  понятно ли  говорю. Ничего не поделаешь, я не могу это высказать по-другому.

     Словно  моментальное  осознание:  до  этого мига в  моей жизни так и не случилось ничего существенного. Полагаю, вам знакомо состояние выхода из-под наркоза,  вызванного  эфиром  или  закисью  азота  у   зубного  врача  -  вы возвращаетесь куда-то,  в  какие-то знакомые  места, но то  место, откуда вы возвращаетесь называется нигде, и все-таки вы там побывали.

     Как раз это и случилось со мной.

     Я  пробудился   от   вечности,  от  бесконечности,  от   состояния  ума несравненно более живого и  разумного,  нежели все, что мне было известно до сих пор, и хотя  я  не  мог  подыскать этому  имя,  мне  открылось буквально следующее  -  эта  безымянная  мысль  о ничто в действительности была  двумя огромными  черными сферами,  в которых  я  увидел  себя. Припомнилось  некое видение  из  средневековой  истории  о  волшебнике  и  медленно, неспешно  я заскользил вверх из глубин,  чтобы уразуметь,  что эти две сферы  были всего лишь  два  глаза.  И  затем  уже  мне стало ясно - и догадка эта звучала как абсурдная  и смехотворная шутка - что  эти  два  глаза  были  расположены на девичьем лице.

     Я смотрел поверх  рыдающей  туши  шантажиста  на лицо девушки,  которой никогда раньше  не видел. "Ладно, это ничего, что не видел. Все равно я знал тебя  всю  мою  жизнь", -  сказал я себе тогда. И когда  я сказал  "всю  мою жизнь", я ничуть не имел ввиду  ту "мою жизнь" в качестве Питера Пендрагона. Я  даже не имел ввиду ту жизнь, что  простирается через  века.  Я имел ввиду жизнь совсем другого рода, с которой столетия ничего не могут поделать.

     И  затем Питер  Пендрагон встрепетнулся  и  окончательно придя  в  себя задался  вопросом,  не  слишком  ли  неучтиво  он  разглядывает то, что, как подсказывал ему его здравый смысл, было всего лишь лицом довольно ординарной и даже не особенно привлекательной девушки.