Дневник натурщицы

Вокруг славной жены профессора сгруппировалась целая толпа молодых людей, которые тоже не умеют ездить на велосипедах, но это не мешает им развлекаться и совершать всякие невинные глупости. То они закапают кого-нибудь по шею в песок, и щекочут ему нос папоротником, то с серьезным видом рассуждают о самых дурацких вещах. Я всегда их очень внимательно слушаю. Я ведь так ничему толком и не научилась и если я могу с людьми хоть как-то поддерживать беседу, то я обязана этим исключительно своей внимательности, и моему Францу, который сам служил прекрасным примером тому, что можно быть интеллигентным человеком, не обладая особенными знаниями. Я ему очень и очень многим обязана.

30 июля

Вчера после обеда у меня был тяжелый день. Мы сидели все вместе, т. е. семья профессора и другие господа и дамы и – мы все сидели на краю рва, который дети с помощью профессора соорудили перед обедом. Разговор шел о том, о сем, пока, наконец, не принял направления, очень взволновавшего меня. Обсуждали одного знакомого профессора, который влюбился в девушку и из-за нее оказался в таком месте, куда не ступила бы нога ни одного из его коллег. «Жалко парня» – сказал кто-то. – «Господа, а если он счастлив?» – возразила профессорша, «Любовь падает и на лепесток розы, и на коровий помет». «Ну перестаньте» – возразил профессор. – «Все обстоит совсем не так, ведь она действительно великолепная девушка». – «Ну, да, конечно, сказал кто-то «но на такой не женятся».

Здесь так же был какой-то господин, который иногда, как мне это казалось, так пристально смотрел на меня, как будто я была ему знакома. Быть может, мне все это только показалось, но я долгое время находилась в напряжении и опасалась как бы какая-нибудь случайность не открыла тайну моей профессии и не положила конец моему приятному знакомству. И вот, во время моей постоянной тревоги, этот господин, глядя на меня, сказал: «Вообще, вы правы, не женятся на девушке, которая имеет так называемое прошлое, но есть прошлое и прошлое. Девушка могла иметь связь и остаться все-таки совершенно невинной». «Ну, ну, ну!» – послышалось со всех сторон. – «Это действительно так – продолжал господин, – если она бескорыстно, по любви, отдастся кому-нибудь, то это ведь ничем не будет отличается от того, когда если бы она сделала это, находясь в законном браке». «Все тот же идеалист» – сказал кто-то. «Совсем нет-возразил другой», но я прихожу к подобным выводам просто потому, что, когда я узнаю о таком случае я всегда стараюсь думать так, как я бы думал, если бы это случилось с моей близкой родственницей, сестрой, моим ребенком, наконец.

С моей родственницей был такой случай и бедная девушка утопилась, когда какой то филистер, желавший на ней жениться, спросил у нее о ее прошлом.

Если ваш коллега Р. поступил так, как вы рассказываете, то причина вашего негодования в том, что у него хватает мужества восстать против общества; а у вас этого мужества нет. Я была практически уверена, что он знает про мои отношения с Францем, и уже ожидала услышать: «А теперь взгляните эту фрейлейн…» Тогда я действительно бросилась бы в воду. От волнения я крепко сжала свои колени, при этом меня слегка знобило. – «Вам холодно? – спросил профессор – тогда давайте лучше пойдем прогуляемся. Мы медленно шли по дюнам в лес, дорога временами сужалась; то один, то другой из присутствующих наклонялся за чем-нибудь: за жуком, цветком или грибом и получалось так, что я шла рядом то с одним то с другим. И вот, когда мы все немного разбрелись в разные стороны, около меня очутился веселый профессор, он взял меня за плечи и сказал мне: «Маленькая фрейлейн так внимательно прислушивалась к разговору! Должно быть у нее уже была любовная интрижка?». Я грустно посмотрела на него и ответила: «И что?» Тогда он убрал руку с моих плеч и сказал: «Простите, это было ужасно неучтиво и глупо с моей стороны задавать вам подобные вопросы». Я старалась держаться по возможности подальше от остальных, но, когда мы были у лесничего и уселись под гигантской липой, на окраине поля, перекусить сыром и бутербродами, ко мне подсел господин, рассказывавший ранее о своей погибшей родственнице. Он подал мне руку и сказал: «Я надеюсь, что через некоторое время меня переведут в Берлин и, если мы там встретимся, я буду очень рад».