Дневник натурщицы

У меня сдавило дыхание и охотнее всего я убежала бы отсюда. Затем разговор коснулся самого Франца. Они говорили о том, о сем, был ли он действительно талантлив, или нет и, наконец, пришли к заключению, что он был «многообещающий»; и как товарищи они жалели о его преждевременной кончине; так как его все очень любили, и несомненно, впоследствии он сделался бы главой союза художников и, благодаря своему мужественному характеру, достиг бы больших благ для всех художников, вместе взятых. Все это было сказано от чистого сердца, и я снова успокоилась. Разговор перешел затем на дела художников, а именно на случаи отказа в приеме картин на выставку. Одному было сообщено, что его картина не принята и в тот же день у него умер его первый ребенок. «Конечно, – это совпадение, но я никогда этого не прощу коллегам». Сколько трудностей приходится преодолевать художнику! Мало того, что трудно получить заказ, а тут еще они не могут с уверенностью выставлять свои работы. Другой, смеясь, рассказал, что его помощник отправил на выставку совсем другую работу, которая ему самому не нравилась, и которую он никогда не решился бы выставить; и, тем не менее, она тотчас же была принята и выставлена, и, при том не под своим названием, а под тем, которое он обозначил в своем прошении, отправленном им еще до отсылки картины. Они опять рассмеялись и были в веселом настроении. Вдруг в дверь мастерской раздалось два сильных удара, а затем и в дверные стекла, находящиеся над дверью. Я испугалась и уже подумала, что пришли за мной из-за книжки в сберегательной кассе. Но скульптор, которому принадлежала мастерская, спокойно пошел открывать дверь. Он закричал: «Заходи, мы все здесь вместе веселимся». Вслед за тем вошел молодой человек, по-видимому художник, с большим сачком для ловли бабочек; оказалось, он ловит ночных бабочек, потому-то по устройству их крыльев хочет узнать, как они летают. Некоторое время спустя он очень важно заявил, что ночные бабочки со своим тяжелым туловищем являются образцом для людей, если они хотят изучить воздухоплавание. Теперь стало совсем весело и мы выпили за успех его первого воздушного корабля, имя которому сейчас же придумали. Некоторое время говорили о том, о сем, все разом, пока, вдруг, наконец, скульптор не сказал: «Там кто-то все еще возится у моих дверей» – он встал, чтобы подойти к двери. Но его удержал один молодой архитектор, женатый на художнице, и сказал, что он пригласил одного – как он сказал? – да! – мецената – колоссально богатого парня, который покупает картины и т. д., и который, вероятно, в темноте не может найти дверей. Один высказал мнение, что человек с деньгами не подойдет нашей компании, он может нарушить все настроение; но, ведь, деньги имеют в себе какую-то притягательную силу и они ввели того, кто топтался за дверью. Это быль маленький, невзрачный, человек в темных очках, из-под них я заметила, что он косит и потому, вероятно, и носил на глазах темные очки. Теперь началось нечто невообразимое, со всех сторон наперебой ему рассказывали о своих работах или судьбах, о забавных анекдотах из жизни художников, так что он должен был постоянно крутить головой то влево, то вправо. При этом он вероятно, многого не понимал. Ему предложили поесть, но из еды почти ничего не осталось. Он сказал, что уже ел, потому что, вероятно, не очень доверял деликатесам художников. Но, по крайней мере, он должен выпить пива. Но он пьет лишь пильзенское пиво. Скульптор и еще некоторые зашушукались; по-видимому, они были не при деньгах. Что же делать! Я вызвалась принести еще пару бутылок настоящего пильзенскаго пива и пошла в лавку.

Художники могут быть такими веселыми, не имея ни гроша за душой. Всю жизнь лелеять несбыточные надежды и не иметь денег, может быть и поэтично, но я не могла бы так жить. Вероятно, как сказал веселый архитектор, я ужасная филистерка. Он, то конечно, с собой ничего не захватил, и пригласил лишь мецената, не чувствуя ни малейшей обязанности позаботиться о том, чем его угостить. Тем более, казалось, он старался привести в хорошее расположение духа господина в темных очках-и, действительно, он был очень остроумен и все время вызывал хохот своими рассказами.