Читаем Дневник натурщицы полностью

Все другие образованные молодые девушки, которые в Берлине могли бы подойти для этой роли, конечно, не встанут, как я, в половине седьмого. Ровно в 8, я была в одном пансионе в западной части Берлина и просила доложить о себе даме, разместившей объявление. Меня привели в приемную, где, к моему удивлению, были выставлены для продажи картины с ландшафтами. Вероятно, для того, чтобы привлечь внимание, потому что красивы они не были, все они были нарисованы дамами. Спустя некоторое время шумно вошла изящно одетая дама, у нее были белокурые, высоко зачесанные волосы, свежие, красные губы и, хотя она была уже не молода, лицо у нее было тоже детское и почти набожное и так приветливо сияло, что я в первое мгновение подумала, что было бы совсем неплохо, если бы я заполучила эту работу. Но затем я заметила, что она, по-видимому, близорука и почти ничего не видит. Хотя я ей сказала: «доброе утро» она все же глядела в другую сторону, хотя и очень приветливо. Затем она взяла очень длинную черепаховую лорнетку и начала искать меня. Со смехом она сказала: «Ах, я думала, что вы стоите вот там, близорукие часто попадают в смешное положение!»

Я нашла очень милым, что она смеется над тем, что многих других сильно огорчило бы. Служить у нее было бы не очень трудно. Она опустилась в кресло, сделала жест, как бы желая сказать: пожалуйста, садитесь, – конечно в сторону, где стульев совсем не было; я уселась и экзамен начался: «Вы родились в Берлине?» «Да, сударыня!» «И так, вы крещены водой реки Шпре?» «Да, сударыня», «Вы, все в Берлине так оригинально выражаетесь?» «Да, сударыня». «Люди оригинальные и веселые не дурны; мне кажется, берлинцы лучше, чем о них думают». «Да сударыня, конечно». Спустя несколько минут, в продолжение которых я ничего другого не говорила, как: «Да, сударыня» – она сказала: «Чем бы вы предложили заняться мне сегодня? Я здесь уже несколько дней, и ничего, пока стоящего не видела. Я хотела бы остаться здесь месяца на три и за это время осмотреть все достопримечательности Берлина и окрестностей. Итак, что мы предпримем сегодня?» Я спросила, нанимает ли она меня? «Конечно, почему нет? Вы местная, знаете все, чего я не знаю, хорошо одеты и юны, а ваши условия вероятно будут приемлемыми»!

Она предложила мне очень приличное вознаграждение, но, когда я узнала, что, кроме этого, я буду на всем готовом, завтракать, обедать и ужинать, я от радости чуть не запрыгала. Она приказала, прежде чем мы отправились осматривать Берлин, подать легкий завтрак; во время еды внимательно изучала меня и затем сказала, что я должна быть очень благодарна своим родителям, что они научили меня хорошим манерам; в Германии, к сожалению, очень часто бывает, что даже очень образованные люди едят некрасиво. Она очень долго жила во Франции и там в этом смысле очень требовательны. Довольная быстрым исполнением своих желаний, она вышла со мной: я не меньше ее радовалась своей удаче. Мы наняли извозчика, и моя новая госпожа сейчас же сказала: – «Этот человек обладает таким приятным лицом, что, наверное, он не дурной малый, я на всякий случай сейчас же договорюсь с ним на месяц». Кучер обладал самым равнодушным лицом в мире, но разве дама не была счастлива, если все видела в таком розовом свете? Разве она была не права, когда находила мир прекрасным? Я знала людей, которым ничего не нравится, которые сердятся из-за всякой мелочи и портят себе жизнь. Мы поехали вниз по улице, затем по Лейпциг-штрассе, Фридрих-штрассе, Линден штрассе до дворца-затем обратно до замка Бель-Вю, а потом домой; таким образом я ей показала то, что необходимо посмотреть каждому, кто первый раз приезжает в Берлин. Она была утомлена, иначе мы пошли бы еще в театр. На три месяца, если я только не совершу каких-нибудь глупостей, я обеспечена и не только пропитанием и жалованием, но и приятным обществом высокообразованной дамы. Это, конечно, для меня не начало нового этапа в жизни, потому-то после этого я, быть может, поступлю на шоколадную или на перчаточную фабрику-ведь мое нынешнее занятие не будет иметь продолжения. Но сейчас я не хочу думать о бесполезных вещах, быть может, эта случайно полученная работа приведет меня к чему-нибудь хорошему.


25 сентября

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сильмариллион
Сильмариллион

И было так:Единый, называемый у эльфов Илуватар, создал Айнур, и они сотворили перед ним Великую Песнь, что стала светом во тьме и Бытием, помещенным среди Пустоты.И стало так:Эльфы – нолдор – создали Сильмарили, самое прекрасное из всего, что только возможно создать руками и сердцем. Но вместе с великой красотой в мир пришли и великая алчность, и великое же предательство…«Сильмариллион» – один из масштабнейших миров в истории фэнтези, мифологический канон, который Джон Руэл Толкин составлял на протяжении всей жизни. Свел же разрозненные фрагменты воедино, подготовив текст к публикации, сын Толкина Кристофер. В 1996 году он поручил художнику-иллюстратору Теду Несмиту нарисовать серию цветных произведений для полноцветного издания. Теперь российский читатель тоже имеет возможность приобщиться к великолепной саге.Впервые – в новом переводе Светланы Лихачевой!

Джон Роналд Руэл Толкин

Зарубежная классическая проза / Фэнтези
Пьесы
Пьесы

Великий ирландский писатель Джордж Бернард Шоу (1856 – 1950) – драматург, прозаик, эссеист, один из реформаторов театра XX века, пропагандист драмы идей, внесший яркий вклад в создание «фундамента» английской драматургии. В истории британского театра лишь несколько драматургов принято называть великими, и Бернард Шоу по праву занимает место в этом ряду. В его биографии много удивительных событий, он даже совершил кругосветное путешествие. Собрание сочинений Бернарда Шоу занимает 36 больших томов. В 1925 г. писателю была присуждена Нобелевская премия по литературе. Самой любимой у поклонников его таланта стала «антиромантическая» комедия «Пигмалион» (1913 г.), написанная для актрисы Патрик Кэмпбелл. Позже по этой пьесе был создан мюзикл «Моя прекрасная леди» и даже фильм-балет с блистательными Е. Максимовой и М. Лиепой.

Бернард Джордж Шоу , Бернард Шоу

Драматургия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия