Дневник одержимого Виагрой

Я не перевариваю ни сплетни, ни Голливуд. А сочетание их вместе — это намного больше, чем я могу выдержать в трезвом состоянии. На пути к бару я остановился у газетного киоска и взял пять или шесть привычно подозреваемых или, скорее, главных обидчиков: «Инквайрер», «Глоуб», «Стар» и иже с ними. Единственное, что это темное новое задание имело общего с тем, что я делал до сих пор, так это то, что у меня не было никакого понятия, как его делать. Я подумал, что эти газеты сойдут за учебники срочного курса по написанию голливудских сплетен.

Я украдкой положил эти таблоиды на прилавок — так нормальные люди покупают порно. Они должны заботиться о своей репутации, этого же хочу и я. Конечно же, девушка за прилавком выбирает этот очевидно деликатный момент, чтобы подшутить надо мной.

— Не можешь набрать, чтобы хватило, да? — спрашивает она, выразительно улыбаясь.

Защищаясь, я гогочу в ответ, перебарщивая в своей бессловесной попытке донести до нее всю глупость и невероятность ее предположения. Для меня это такой неловкий момент, когда, несмотря на то, что я говорю правду, я ощущаю, что мое объяснение — неуклюжая ложь.

— Ха-ха-ха… нет, я писатель. Меня только что наняли, чтобы вести колонку сплетен в девичьем журнале, а я даже азов этого не знаю, а они хотят это завтра, поэтому… хе… хе… хе…..

Теперь она смотрит на меня со смущенным упреком, как бы говоря: «Дурачок, все в порядке, будь тем, кем тебе нравится… Это Сан-Франциско». Или что-то в этом роде.

Я борюсь с желанием объяснить больше, закопаться в оборону поглубже и выбрасываю почти тридцать долларов за подборку лжи.

Взаимодействие в баре организуется не намного лучше.

— Это — куча навоза, — рычит старик в пяти стульях от меня.

Я выглядываю из-под своей газеты «Глоуб». Он вновь формулирует и акцентирует свое мнение.

— Навоз! — рычит он снова, на этот раз стуча по стойке бара, вызывая тем самым волны в своем стакане.

Человек, очевидно являющийся другом господина Навоза, который сидит, положив голову лицом вниз на скрещенные на стойке руки, пробуждается от стука и медленно поднимает голову. Вместе эти два старика здорово напоминают Статлера и Уолдорфа — марионеток, изображавших двух скрюченных старичков, которые сидели на балконе и сопровождали язвительными замечаниями и насмешками все происходящее на сцене «Маппет шоу».

— А чё за навоз-з? — невнятно говорит его Друг.

— Эти… газетные сплетни, — говорит господин Навоз, осуждающе указывая на мои таблоиды и меня самого. Глаза его друга сужаются, когда он пытается сфокусировать их сквозь полдень выпитого пива. Озадаченный и раздраженный, он медленно опускает голову обратно на руки.

Господин Навоз смотрит на меня так, как будто хочет объяснений. Я пожимаю плечами:

— Мне к завтрашнему дню нужно написать колонку сплетен, а я совершенно не знаю, как это сделать. Я и не хочу это делать, но нужно. Мне нужны деньги.

Он пристально смотрит на меня, медленно процеживая мои слова. Затем вздыхает и качает головой:

— Вот что я тебе скажу…..

О, черт. Он встает со своего стула.

— Эти… штуки… это просто конский навоз… — бормочет он и медленно, запинаясь, идет ко мне.

Я глубоко вздыхаю сам. Черт.

— Я тебе щас такую сплеть наплету.

— О?

— Даааааа… — Его рука на моем плече, а изо рта пахнет так, как будто это мешок с сотней задниц. Я уже готов сломать ему руку, когда он снова продолжил: — Я был знаменииитый… — Он останавливается, очевидно потеряв мысль.

Но теперь мне нужно, чтобы он продолжал. Я заинтригован.

— … - Можно сказать, что это — на конце его пьяного языка. Я почти приник к нему и к его резкому дыханию, на случай если он все же прошепчет ответ.

— …АКТЕР! — рычит он, вынуждая меня подпрыгнуть и снова разбудив своего собутыльника. — Я был знаменитым актером в… — И он уплывает снова.

Или, возможно, он сильно заикается. Я слышал, что многие актеры заикаются в подлинной жизни, но когда они выходят на сцену, то этот недостаток речи пропадает, что является серьезной причиной того, что они продолжают играть.

— …ГОЛЛИВУД! Я был ист-вет-ным актером в Голливуде. А потом один из этих проклятых журналов напечатал плохие истории. …ЛОЖЬ! И всеее… конец карьере. Никаких ролей.

Он принялся пить мое пиво. В обычной обстановке это был бы серьезный проступок, особенно если он сопровождался прикосновением к моему плечу. Но сейчас, видимо, ему пиво нужно больше, чем мне. А мне оно нужно очень.

— Как вас зовут? Что я мог слышать о вас? — Я думаю, пока он пьет мое пиво, наименьшее, что он может сделать, так это ответить на вопрос или два.

— Меня зовут…

Еще одна длинная пауза. Он действительно в раздумье… сейчас, должно быть, как раз самое время, чтобы ему глотнуть пива, но он этого не делает.

Я быстро решаю подтянуть пиво к себе и глотнуть его самому, но его предыдущий глоток был очень большой, и немного содержимого стакана выплеснулось на его запущенные усы, а затем вернулось в стакан. В стакане вроде ничего не плавало, но нельзя быть слишком уверенным.

— ПЭТ БУН! Я Пэт Бун[155].