Дневник парижского горожанина

512. И в десятый день названного месяца[1524], в воскресенье, шесть часов спустя после обеденного времени[1525], прибыл в Париж герцог Бургундский[1526], и пробыл в городе в течение пяти дней, в каковые пять дней держал весьма большой совет; и также была устроена общая процессия, и весьма пышная церемония принесения присяги в церкви Нотр-Дам де Пари[1527]. И во дворце приказано было читать письмо или хартию о том как ранее арманьяки заключили мир при посредстве папского легата, и решено было обеим сторонам простить друг другу все нанесенные обиды, и как о том была принесена великая клятва, каковую произнесли вдвоем дофин[1528] и герцог Бургундский, и как они вместе приняли святое причастие, и обоих сопровождала рыцарская свита. И на указанном письме или хартии оба поставили свои подписи и печати, и также как герцог Бургундский, желавший и алчущий мира в указанном королевстве, готов был сдержать данное обещание, и соглашался отправиться в любое место, каковое дофин и его совет соблаговолили бы ему указать. И также указанный дофин и его совет назвали место, куда ему следовало бы отправиться, и разрешили ему взять с собой десятую часть своих рыцарей, выбрав из них самых верных, и также как герцог Бургундский, будучи на коленях перед дофином был предательски убит, как то известно каждому[1529]. После того, как закончили читать указанное письмо, поднялся громкий ропот, и даже те, кто ранее сочувствовал арманьякам, отныне их возненавидели. После того, как поднялся ропот, регент Франции, герцог Бедфордский, приказал всем замолчать, и герцог Бургундский жаловался на то, что мир был предательски нарушен, и что отец его был убит, и также приказали всем присягнуть, что отныне весь народ клянется хранить верность и преданность регенту и герцогу Бургундскому[1530]. А указанные сеньоры клялись честью защищать добрый город Париж.

513. А в следующую за тем субботу герцог Бургундский уехал из Парижа, и увез с собой свою сестру, жену регента[1531], [а регент отправился в другую сторону, в Понтуаз][1532] вместе со своими людьми, и капитаном Парижа был назначен сеньор де л’Иль-Адам. Арманьяки же на этой неделе заняли город Оссер[1533], а затем подошли к Труа[1534], и взяли город, причем никто не оказал им сопротивления. А когда жители деревень, что вокруг Парижа, узнали, что арманьяки захватили столько земли, бросили свои дома и забрали с собой все что могли унести, смолотили зерно прежде чем оно успело созреть и укрылись в добром городе Париже. А вскоре арманьяки заняли Компьень[1535], и захватили все замки вокруг без всякого сопротивления, и рядом с Парижем заняли Люзарш[1536] и Даммартин[1537], и множество других укрепленных городов. А все бывшие в Париже испытывали страх, потому что в городе не было никого из сеньоров, но в праздник Св. Иакова[1538], в июле, они немного успокоились, потому что в этот день в город въехали кардинал де Висестр[1539] и регент Франции, и вместе с ними множество вооруженных и лучников, всего около IIII тысяч, и сир де л’Иль-Адам, который привел с собой пикардийцев, всего около VII сотен, и кроме того, Париж был готов выставить ополчение.

514. Далее, доподлинно известно, что кордельер[1540], что служил в церкви на кладбище Невинноубиенных[1541], и на церемонию присяги собрал множество народа, как то было сказано ранее и доподлинно известно, был на стороне арманьяков, и вскоре все в Париже убедились в том, что он был на их стороне, и к тому же пытался склонить те города, что принесли присягу регенту Франции и его союзникам, также в этих городах оскорбляли Бога и его святых; и что того хуже, играли в карты, шары, кости, короче, во все те игры, которые он им запрещал, вопреки ему, и также бросили оловянные бляхи, на которых вырезано было имя «Иисус»[1542] и все приняли крест Св. Андрея[1543].

515. Далее, к концу [месяца] к арманьякам отошел город Бове[1544] и город Санлис[1545].

516. Далее, в XXV-й день августа, ими был взят город Сен-Дени[1546], а на следующий день они дошли до самых ворот Парижа, так что никто больше не осмеливался выйти на свой виноградник и выжать вино, или выйти на болота, так что все вскоре выросло в цене.

517. Далее, в канун дня св. Лаврентия[1547] были заперты ворота Сен-Мартен, и глашатаям было приказано кричать, чтобы под угрозой петли, не смел отправляться в Сен-Лоран ни по обету ни для продажи, чему все повиновались; и праздник св. Лаврентия проведен был в широком дворе церкви Св. Мартина, и там собралось огромное множество людей, но ничего не было вынесено на продажу — ни сыр, ни яйца, ни фрукты, каковые полагались по сезону.