Дневник полковника Макогонова

Тюрин и хлыщ некоторое время борются.

Тюрин выхватывает пистолет, к нему бросается его товарищ.

Хлыщ прячется в свите.

Свита в страхе шарахается. Тюрин отталкивает друга.

Павел в страхе падает на руки свиты.

Тюрин стреляет себе в сердце и падает пред напуганным безумным императором и русскими полками замертво.

Строй солдат колеблется, один роняет ружье, строй ломается. Бежит офицер.

О ф и ц е р: Стоять смирна!!

Другие офицеры начинают избивать солдат.

П а в е л орет: Какой по-олк?!

Г е н е р а л и з с в и т ы: Третий Ревельский суворовский, Ваше Величество.

П а в е л вопит: Полковника ко мне!!

Бежит полковник, подбегает к императору.

П а в е л командует: По-олк, кругом!

П о л к о в н и к, повернувшись к солдатскому строю, орет: По-олк, кругом!!

Полк разворачивается.

П а в е л визжит: Дирекция прямо в Сибирь. Ма-арш!!!

П о л к о в н и к: Дирекция прямо в Сибирь. Ма-арш-ш!!!

Полк развернулся и пошел в Сибирь. Заиграла музыка печальная, трагическая, сожалеющая о солдатской доле…

Вернулся в комендатуру не кто-нибудь, а блудливая душа зампотыл Василич. Макогонову сразу доложили. Чего от Василича ждать хорошего?.. Много чего. У него можно и спальников набрать. Василич чувствовал, что житья ему не дадут — пока он был в отпуске, комендантские переносили тяготы и невзгоды, связанные с перездом. «Могут и не простить. Дух боевых не закроет. Эти придурки нажрутся, могут и стрельнуть», — размышлял Василич. Пошел он к Макогонову.

— Здорово, Василич, — весело смотрит Макогонов: «Вот прищучили тебя, крыса тыловая, ну, давай предлагай».

Василич для разведки человек выгодный. По комендатуре разброд и шатание, а горючка нужна, и с ротным лишний раз встречаться Макогонову не резон — как бы чего не вышло неуставного. С Василичем можно жить и выгодно жить.

— Оставайся, Василич, у меня. Понимаю, проблемы. Кстати ты мои «бардаки» заправь, и штук пять теплых спальников.

Василич рад, что так дешево отделался. Новый полковник, тот самый Спасибухов, сразу не невзлюбил Василича. Беда теперь шалавистому зампотылу.

— Через пару недель пойдем в Ханкалу колонной. Привезу. — И хитро помигивает: — Я тут тебе одну штуку добыл. Крест!

И достает Василич из кармана фашистский крест за военные заслуги с мечами.

— По случаю приобрел. Настоящий, копаный.

Макогонов уже два «креста» за мужество имеет. Но такого… Взял Макогонов немецкий крест и рассматривает.

— «За военные заслуги». Спасибо. Живи, Василич, пока. — На противоположный угол в вагончике указал: — Там и падай.

На том и сошлись. Василича вызвали в штаб. Убежал, краснея на ходу.

Макогонов вертит крест и вдруг примеривает себе. Задумался.

— Ну ладно, смотрящий от Бахина. Завтра совещалово, пообщаемся, как то предписывает воинский устав.

Зампотыл Василич на совещание предположил, что в воздухе пахнет волюнтаризмом. Рассерженный и расстроенный последними неурядицами в жизни Душухин попросил Василича не выражаться. Смеется народ — будто кино веселое им прокрутили перед совещанием. Вошел в палатку и трожественно сел за первую парту энер. Валера Тополев недовольно сопит, глядя на Макогонова. Народ на задах шумит совсем не по-уставному, шушукаются в предвкушении представления.

Вошел полковник Спасибухов.

— Смирно, — подал голос Душухин.

— Садитесь, товарищи офицеры. — Спасибухов что-то раскладывал на столе, потом поднял голову. — Начштаб… — и осекся.

— Да, товарищ полковник, — промямлит Душухин, понимая, что сейчас начнется. И что он не в силах привести к порядку всю эту гребаную комендатуру и уж тем более этого сумасшедшего начальника разведки.

Спасибухов не может вымолвить ни слова: он уперся взглядом в сидящего на первой парте Макогонова. Тот как дисциплинированный курсант сложил по-учебному руки. Лица Макогонова не видно остальным. Но такое было лицо у Спасибухова, будто сидел перед ним сам Шамиль Басаев.

Народ в штабной палатке начинает волноваться, смешки пошли. Спасибухов кашлять начал. Душухин прячет взгляд, ковыряет ногти. Валера Тополев и тот не смог сдержать улыбку. Толпа уже ржет, валится со смеху, но не громко, а в кулаки.