Решил Салман, что завтра почистит ружье и отправится, как будет хорошее для того время и погода, на тот берег Фортанги, чтобы убить пришлую волчицу. Он чувствовал, что не простая это волчица — принесла она с собой проклятие предков, согрешивших на земле и оставивших длинный кровавый след. Салман не знал, как бороться с проклятием древних, но знал, как убить волка.
Макогонова вызвали в Ханкалу с вещами — пришла из группировки телефонограмма. Это был дурной знак. Макогонов вызвал Тимоху. На койке Макогонова ползал Салманов котенок; котенок оказался кошечкой и был прозван во взводе Растяжкой.
— Котенка оставляю на тебя. Слону не доверяю. Он собачник.
— А я что, тащпол, кошатник?
— Тимофеев, я не шучу, дела напряжные. Взвод оставляю на тебя. Ротный начнет мутить, смотрите, не наворотите дел, потом станете локти кусать.
— Да мы за вас, тащпол.
— «За вас»… Думайте головой, а не жопой. Слободянника с Чурсиным им не могу простить. И себе…
Через час за ним должен был прилететь вертолет. Макогонов задумался. Значит, Бахин так дело не оставил — решил довести до конца уничтожение разведки и всей комендатуры. Ладно. Макогонов собирает сумку. С вещами — так с вещами. Он кладет в сумку пять гранат, ночной прицел, автомат ВАЛ. На пояс пристегивает ПСС.
«С оружием они меня далеко не вышлют, все равно придется сдавать, где брал — возвращаться обратно в Датых», — так хитро подумал Макогонов.
Прилетел вертолет.
Макогонов загрузился. Вертолет взревел турбинами, напылил и быстро понессяя над серпантином, скоро скрылся за перевалом.
Разведка провожала командира тревожными взглядами. Тимоха дернулся к рации. Захрипело:
— «Замкомвзвода, к начальнику штаба».
— Началось. — Тимоха зло сплюнул.
Слоненок спросил:
— Собак кормить?
— Кота не вздумай тронуть. Не дай бог твои хвостатые сволочи его сожрут. Командир вернется, душу вынет.
— А вернется? — спрашивает Слоненок. Остальные поодаль. Паша Аликбаров мнется. Усков скачет на месте, крутит головой по сторонам.
Спирин винтовку взял.
— Тимоха, я на охоту?
— Какая охота! Всем сидеть тихо до выяснения, замереть.
— А жрать готовить чего, если без охоты? — обиженно спросил выглянувший на шум с кухни Борода.
Тимоха дернул на плечо автомат и зашагал вниз, потом передумал.
— Лодочник, заводи «бардак», на хер пешком. А жрать… Так за Слоном смотрите, чтоб запасы не похавал.
Слоненок обиделся.
— Паша вон тоже много жрет.
Паша расплылся в улыбке, но вздыхал тяжело, глядя в небо. Думал добряк Паша, что вот сейчас развернется вертолет и прилетит обратно. Из него выйдет командир. Рявкнет. И все будет как раньше.
Покатился БРДМ под гору.
Борода принялся рубить мясо, куски кладет в сторону. Подумал: «Надо засолить, точно, со жратвой может наступить кризис».
Полчаса, час прошел, как улетел командир. Томится в ожидании разведка. Слоненок галетами хрустит.
Беда.
Ханкала.
Макогонов сошел с вертолета, придержал кепку, чтобы не сорвало бешеным вихрем от винтов «восьмерки». Пыль стояла столбом, закруживалась и бешеным смерчем носилась взад и вперед по взлетной полосе, терзала антенны штабных палаток; кинулась на колонну солдат, проходивших строем. Вертолет погасил обороты, стих вой турбин, винты, медленно вращаясь, остановились и безвольно повисли. Смерч, рассыпавшись в прах, оставил в воздухе облако невесомой пыли.
«Ханкала — пластилиновая страна», — подумал Макогонов, направляясь к штабным палаткам. «Поборюсь», — решил про себя Макогонов. И тут же подумал: что он без своего взвода? Что взвод без него? Обидно. Лучше бы принять последний бой и с честью уйти, чтобы не жег стыд. «Честь превыше всего, — думал Макогонов. — Все должно быть по чести. Поборемся».
«Пластилиновой» Ханкала становилась в слякотное время года: глина налипала на колеса бэтеров, засасывала солдат по голенища; чертыхались солдаты и офицеры, волоча пудовые от налипшей глины берцы. В жаркие периоды задыхалась Ханкала от пыли: ноги — что в берцах, что в сапогах — утопали в дорожной муке, похожей на цементную пыль. Макогонов больше нигде не видел столько пыли, как в Ханкале.
У штабных палаток Макогонов встретил знакомого еще по Фергане офицера. ВДВ войска не такие уж масштабные, все друг друга знают, а не знают, так слышали.
— Это ты, что ли, с Бахиным залупался? — спрашивает офицер. Он в общем-то был понимающим военным. — Что случилось на самом деле?
Макогонов все по порядку рассказал, но быстро, сжато.
Офицер покачал головой.
— Ясно как белый день. Ты вот что, иди к своему начальству и проси, чтобы тебя перекинули в другую комендатуру.
— У меня взвод. Не могу.
На том и разошлись. Макогонов предстал через несколько минут перед своим начальством. Генерал от разведки смотрит на Макогонова.
— Здравствуй, Василий Николаевич. Давно не видел тебя, а тут такие шумы пошли. Чего ты с Бахиным не поделил?
— Да так, товарищ генерал…
— Слушай, я тут про Катыр-Юрт вспомнил. Жаль пацанов. С Ботлиха шли. Когда тебя вытащили, паренек тот, снайпер, ранен оказался. Друг у него был не то бурят, не то калмык.
Макогонов нахмурился. Продолжает генерал.