Дневник пустого человека (СИ)

Не потому, что денег нет, -

От вас, мерзавка, жду ответа

И забываю про билет.

У вас ресницы больше нормы.

Мне ваше мясо по душе.

Оно такой прекрасной формы...

Ах, хватит!.. КОНЧИЛ я уже...

Ведь это пошлятина! И я знал, что пошлятина. И не верил себе, когда их писал. А что мне сказали вы? Ах, какое остроумие! Ах, как чудно и современно! Как мило! И никто даже не поморщился, проглатывая эту дрянь. Никто. Ну, может, кто-то и поморщился, да наверняка устыдился, лучшей половины сердца устыдился. И ведь что главное. Я радовался этому как последний пижон. Потому что считал свою бесталанность временной, потому что я всё как-то чувствовал в себе какую-то зреющую силу, которая, как я полагал, со временем искупила бы ущербность настоящего. Поэтому и верил тому, что говорили мне окружающие и считал это авансом за будущее. И чтоб уверения не иссякли, я угождал их дурацким вкусам, трепался, когда следовало бы молчать. Ах, как жаль потраченных впустую лет! Я даже думаю, что лучше б меня били, лучше б хаяли и ругали, лучше б я терзался сомнениями и отрёкся вовремя от мира, не потакал бы ему своими способностями! Зачем я стыдился быть искренним? Зачем угождал вонючей толпе? Зачем шёл против совести?..

29.....1990 г.

Сегодня опять мерзкий день. То есть погода мерзкая. Вообще-то на мне погода не отражается особенным образом, я от неё не завишу, но сегодня как-то отразилась. Может быть старость уже...

17....1990 г.

(Размышления этого дня мной пропущены. – Издатель)

18....1990 г.

Вчера я поддал жару. Что-то меня всё больше тянет писать этот дневник, общаться, так сказать, с человечеством. Ведь в чём здесь выгода. Скажем, встречаюсь я с тобой, читатель, где-нибудь... ну, хотя бы даже в редакции. И я для тебя не более чем козявка – как бы я ни распинался и не доказывал своего превосходства... Вот, например, недавно. Пьём мы коньяк. И сидит среди нашей компании один артистик задрипанный. Меня не знает. И чувствую, заносит его; всё такие темы высокие выбирает и щеголяет эдак, а сам на меня косится и на Семёна. А Семён, надо сказать, подловат. Он, как я вскоре догадался, нарочно этого артиста притащил, чтоб мы с ним поспорили. Но для меня уж прошли те времена, когда я метал бисер перед свиньями, поэтому сижу, молчу. Но разве усидишь долго, когда разговор о романтизме идёт! Да такой, знаете ли, глупый, что так и зудит в сердце, так и хочется щелчков в нос надавать. Теперь ты, может быть, скажешь, читатель, - а с чего ты решил, что истина в твоей голове заключается? Сколько людей, столько и мнений и так далее и тому подобное. Знаю. Знаю. Знаю. Тысячу раз слышал! Да, сколько людей, столько и мнений, и всё ж таки я утверждаю, что истина находится именно в моей голове! «Как глупо!» - воскликнешь ты. А я тебе скажу, что ты сам глуп! Да, есть вещи, которых я не могу понять, но не твоими устами на то мне будет указано. Поэтому помолчи, читатель, и слушай, что было дальше.

А дальше актеришка сказал, что «Дон Кихот» Сервантеса – романтическая книжка. Тут меня и прорвало. Но я тёртый калач и поэтому начал осторожно и холодно, хотя внутренне уже ненавидел этого козла. Кстати, недурно и тебе услышать, читатель, моё мнение, и хоть знаю, что ни черта ты не поймёшь, и заранее за это тебя ненавижу, но слушай. Я тут же сказал, что если «Дон Кихот» романтизм, то и Иисус Христос – романтик и ничего более. Что романтизм от реализма отличается тем, что в одном случае – это то, чего НЕТ В ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ, а в другом – это то, что ЕСТЬ В ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ. С этим, пожалуй, и ты согласишься, читатель. И вот тут-то и начинается расхождение. Тут-то ты себе и не можешь уяснить, что Дон Кихот такое же реальное существо, как и я, делающий эти записки. Да, у него была счастливая случайность: повреждение ума, и он не мог соотноситься с дерьмовым человечеством и прерывать тем самым свободное парение своей мысли, подпираемой снизу мощным благородным здоровым духом. Вот этого-то тебе и не понять, читатель! Потому что твоё низкое сердце не способно вместить в себя эту истину, эту азбучную истину о Дон Кихоте. О, здесь и начинается ухищрение твоего подлого ума; здесь, разложив на части великое произведение, ты так и не касаешься его животворящей силы!

Вот это самое я и сказал тогда этому вшивому артисту, который только ухмыльнулся и с чувством собственного вонючего достоинства примолк. И тут мне стало стыдно и досадно. Мне стало стыдно и досадно за то, что я открыл ему заветные мысли, а он их явно не оценил. И как у меня бывает после таких разговоров, я начал с чрезвычайной злостью ругать всё и всяк.

Теперь ты понимаешь, читатель, почему выгоднее писать дневники? Да потому что к писанному совершенно иное отношение! Ведь я, к примеру, сделаю себе громкую славу на этих записках, и ты первый прибежишь на меня взглянуть с восхищением и будешь трепетать и говорить: «Так вот ты какой...»

24.....1990 г.