Дневник Распутина

И уже уложив ее на кушетку, я услыхал ея шепот. Будто сквозь сон: «Молю тебя… обо всем этом… Аннушке не говори! Не надо!..»

Не скажу…

Только сам думаю, што это: бабье, а не царское… – Молить, просить, как нищая… А вол одеть должна, как Царица.

Што ж это?

15/3-15 Князюшка Н. Н. 222

Кабы кровать В[еликого] кн[язя] Александра] Михайловича]²²³ да заговорила, и узнал бы В[еликий] князь Н[иколай] Николаевич], какой по счету муж у своей жены²²⁴, то перестал бы пыжиться… што, мол, «наши жены, как стеклышко».

Штеклышко-то штеклышко, а кто в яво глядится: эх, дурак!

Паскудней и развратней этих двух сестричек: Мил[-ицы]²²⁵ и Наст[асьи]²²⁶ я не видывал… их язычок похуже подтирки, дырявой подстилки из дворового нужника. Эх, и погань же! Я видывал скверных баб, што душу в скверности моют… но и у тех, бывает, найдет – покаяться дух хочет, и тогда в слезах изливаются: «Не говори, не поминай скверности, дай душе на солнышке погреться!»

А у этих – нет.

Позовут на беседу, так только и слова, што про похабное… Кто, да кто! – Где, да как?!.

У, поганые!

А тут Настюша задумала к Маме вернуться… (ее уже Мама коленом под жопу через это самое)… А как вернуться-то?..

Смекнула баба такое: давай ущемлю у Мамы «женску муку, – пущай приревнует». – Знает, стерва, што в таком деле баба сущий змий… Задумала и пошла рыться в говне. Подзудила старого боровка – свово князюшку, тот направил свово подручного (воняло такой у него был, тоже Наст., как стеклышко, проглядел) полковника Белинского²²⁷… И приказ яму отдал: «всяку грязь про Распутина, всю пакость собери… За это в большие люди выпущу!» Вот. А тот – рад стараться. – Известно, пакостники – хлебом не корми – в говне покопаться. Вот… ²²⁸

И пошла потеха! Все выпотрошил… И где, и когда, и с кем?., и целу ль ночь, аль полночи… А как все собрал, точно букет цветов – Царю-батюшке поднес… А тот грит: «Как мужик не паскудит, – все ж домой чистый приходит; а вот баба поганая – погонь домой несет». Вот…

«А посему, – грит, – свелю всех этих самых княгинюшек и енеральш подале от мово дворца! Не неси в дом заразы!» Вот…

А потом… еще сказал: «а што касается В[еликих] К[нягинь] Мил[ицы] и Наст[асьи], так про них и писать не надо… по глазам кошку видать!» Вот…

Так с ничем и отъехал княжий холоп… и князю ще спек, то и будет.

Обо всем этом я в скорости через Аннушку прознал. И порешил: «Погоди, князюшка, ты меня через баб опоганить хотел, а я тебя другим пройму, поглядим, кто – кого?!» Вот…

Одно могу сказать: я человек не злобственный… Крови боюсь… не хочу крови… Никогда свою силу кровью не тешил… а мог бы!..

Только тех, што ко мне в сурьез лезут, николи не забываю… и люблю потешить себя, когда их гонют… когда мимо мово окошка бегут от нагайки… Это люблю!

Попляши, сукин сын… Это здорово!

И вот я как потешил себя… Опосля той истории, это было в первый год войны, как Джунков[ский] передал в Ставке Папе донос на меня, который настрочил енерал Андриан!.. И как Джунков[ский] ошпаренным щенком от Папы выкатился… я сказал А. А. Макарову: «Шугни, брат, енерала Анд., – пущай в бабьи сплетни не лезет». «Ладно, – грит, – можно шугнуть. Пущай нос не задирает, а то, пискун, на докладе сказал: “Москва служит Царю-Батюшке, а Питер – мужику-блядуну!”»²²⁹.

Вот…

А решив шугнуть енерала, он не долго искал… Маленькую проверочку в суммах Кр[асного] Кр[еста] сделали, и оказалось, что у градон[ачальника] енерала Андриан[ова] меж пальцев 43 000 проползли… их-то в гардеробной у танцухи Карон…²³⁰ крысы съели, и то с полюбовником князем Шахов[ским]²³¹ просчитала… – Бывает и на старуху – проруха!.. Только как все выяснилось… попросили енерала об удалении… Он в амбицию, а Папа в гневе! И попал енералушко под следствие сенаторское… попал и запищал…

Приехал это в Питер, кинулся к Макарову… Так, мол, и так! Ты енерал – [я] енерал, – ты дворянин и я тож… Спасай честь дворянску!

А Макаров (ко мне) так, мол, и так – чего сказать-то?

«А пошли яво ко мне, – говорю, – погляжу…»

Ну, вот, заявился он к яму и Макаров и грит: «Не иначе, как придется Вам, Ваше прев[осходительство], поклониться в ноги мужику-блядуну!» Енерал слюну проглотил… и сказал: «подумаю!» Долго ли думал, не знаю… Только через неделю его женка Аннушке передала просьбишку передать кому следует, што никаких безобразиев в «Москве в Яру» не было, што Г. Е. ни в чем не повинен есть… што он только потешался над московскими офицерами, которые супротив царской власти идут… ну, и што в немецком погроме тоже без яво²³² произошел… што он ни в чем не повинен… ну и все такое… Как мальченка, которому задрав рубашенку – хлыстом по жопе мажут… а он пищит: «Ох, папенька, – не буду! Ох, маменька, не буду!»²³³

Узнав про сие, велел Аннушке яво женку ко мне прислать…

Поглядел: ни кожи, ни рожи! Сосулька из предбанника… Похороводил ее… и велел яво прислать. Сказал, штоб в номер к Соловихе…

Приехал…

А у меня, окромя двух шлюх, еще Мануйло²³⁴ и Мишенька Оц[уп]²³⁵ (газетчик) козлом пели с девками.