Дневник Распутина

Он приехал. А яво Мишенька приветил: «Пожалте, Ваше превосходительство] ходи, гостем будешь… Все там будем, не стесняйся!..»

Он то, да се… не сюда, мол, попал. «А ежели, – крикнула Катюша, – не сюда – так к чертовой матке!»

Он растерялся… Выкатился…

Вот смеху-то было!..

Через три дня опять ко мне заявился. Я не вышел, послал к яму Ак[улин]у²³⁶. А она яму сказала: «Вот, – грит, – Святой Старец зла не помнит… Велит следствие приостановить… а только тебя видеть не желает!»

Вот…

Уже потом Кал[ини]н смеялся: «Тошно, – грит, – слепой котенок, вытащенный из лужи – мордой в грязь тыкается!»

Вот.

Не лезь, дурак!²³⁷

С князюшкой Н[иколаем] Николаевичем] я поздже подсчитался… За пяток рублей заплатил: знай мужицкую удаль!

Для гулящего дела – песен хватит!

Князь Клоп 238

Только меж тех, што живут царскими милостями и всякой подхалимзинкой – мог жить и толкаться такой поганец, как князь Андроников. До чего он вонючий, до чего тошнотный!

Был у меня. И, вот, говорит: «Как хошь, а мне надо, штобы эти болота в Бухаре и Хиве нам отдали!»

«Кому это? – спрашиваю. – Кто вы такие есть за люди?»

«А вот, – грит, – я замест околоточнаго… Деньги дает Митя Рубинштейн], а за хозяина пустил ген. Сухом[ли]-нова. Он будет стараться за для военного Министерства.

«Ну, а дале?»

«Дале, – грит, – дурак будет тот, кто поменьше 100 козырей унесет! А мне, – грит, – с тобой – и по 500 достанется».

«Так. А из чьяго кармана брать будем?»

«А из казны-матушки… Об ей дети не плачут, и муж не забранит!»

«Так. А ежели што?.. Как тогда?..»

«А наше, – грит, – дело маленькое: я посланец, все равно, что человек наемный, иду, куда хозяин посылает. А ежели, – грит, – хозяин дурак, то пущай его затылок трещит»! Вот.

«Ну, а я?»

«А твое, – грит, – како дело? Ты, штоль, дело сделал? Ты, штоль, руки приложил? Ты, как тень в зеркале… Кто поглядел в зеркало, за тем твоя тень…» Вот.

«Так, – говорю, – выходит так: я да ты будем только деньги загребать!..»

Так…

«Митенька на растопку свои деньги выбросит… Трещать будет казенный язык, да, в случае чего, спина енер[aла] Сухом[лино]ва?»

«Так, – говорит, – в аккурат все разобрал. Так… согласен – што ли?»

А я яму: «Погодь! Дай обдумать!.. От нас – наше не уйдет. А обмозговать надо!»

«Чего, – грит, – думать. Ты говоришь: не уйдет! А может уйти, как раз плюнуть!.. Потому уже об этом в газетах писали…»

«Так-то так… А все же нет мово согласия, покуль не поспрошаю…»

«А кого, – грит, – спрашивать будешь?»

«Не бойсь… не напакосчу… Гляди в оба! Все будет… не бойсь!»

А я пошел узнавать; крикнул Ваню М[ануйлова], – говорю: так, мол, и так… чего затевает Клоп? – А ей смеется: «Затевает, – грит, – казну обокрасть, а Сухом[линова] под суд!.. Вот, – грит, – чего затевает».

«Как же, – говорю, – ей под Сух[омлино]ва идет, ежели они первые, можно сказать, дружки?»

«Это, – грит, – проспал Г. Е., проспал. Они были ране в дружбе, это действительно, только тому делу конец. Сух[омлин]ов отшил князюшку от военной поставки, на которой тот собирался большие деньги набить… и мало што – отшил, еще кое-кому шепнул, што надо от клопа подале, так как он «нечист на руку»!.. Грит, «документишки к рукам у яво прилипают. Так он стащил у Маклакова докладец про В. к. М.²³⁹ с танцухой Кшесинской²⁴⁰». Вот.

Сухом[ли]нов, как я уже впослях прознал, старик простоватый… – шепнул только на ушко другу Саб[лину], а тот, под секретом, А. Макарову… а оттуль докатилась сия молва до Клопа… а он, поганый, больно кусливый… – Его не тронь, а то ввек не забудет…

Так-то ей всю эту канитель с Бухарой затеял: и штобы деньгу положить, и, главное, подмарать ген. Сухом[лино]-ва²⁴¹.

Узнал все сие и сказал: «Нет мово согласия!»

Ен лишь отдьяковал.

Прошло опосля этого много времени.

Ужо наши под Перемышлем кололи мотали.

Ко мне, што ни день, лезли: «Сколь хошь бери… только вели тут оставить то Ванечку, то Колечку… то еще какого черта… У Ванечки, мол, ушко болит, у Колечки – жена молода!.. Надоели… Вот сукины дети – все лезут в генералы, а с печки не хочут спрыгнуть… У бабы подолы подшивают..

Так…

Заявляется ко мне купчихина тетка, сродня Кузнецову²⁴² (с чаем который), тоже Кузнецова… Так, мол, и так. Што хошь делай, а только выручи – мово Ваничку²⁴³ (офицер, князь Оболенский²⁴⁴)… Яво надо направить в Ригу.

«Почему, – говорю, – в Ригу?»

«А очень, – грит, – просто: у яво поезд с подарками пошел… а там большие нелады; ежели он сам… всего на месте не подправишь… быть беде… под суд упекут Вовочку».

Баба – прямик! С неделю со мной кружила, и така, што чем боле знаешь, тем слаще… Ну, вот – за для такой стервы – чего пожалеешь! Пообещал выручить Вовочку… и уже как все сделал. Подумал: «Да откуль она ко мне подъехала? Кто ее прислал?» У нас такой был порядок – с улицы не пущать ко мне, по сему делу спрашиваю: «А скажи, Зорнятко, ты откуль?.. Кто ко мне прислал?» А она, шельма, смеется: «Сама, – грит, – от себя… Нешто я слепая, без проводыря дорогу не найду…» И так глазами колет…

Прикрикнул, было, на нее, а она змеей ластиться… Вцепится – не оторвешь…

Только это дня через три звонит мне Белец[кий]. Я к нему…