Дневник секретаря Льва Толстого

Один поэт писал сегодня Л.Н.: «Я, как вам известно, в настоящее время пишу, собственно говоря, разные стихотворения, преимущественно классические, есть и юмористические». Я, грешным делом, думаю, что у этого поэта и классические стихотворения все юмористические.

25 апреля

Гулял Л.Н. очень мало. Ходит тихо-тихо, видно, слаб.

Позвонил мне. Пришло письмо с просьбой указать список книг, полезных для чтения-

– Нам обоим работа, – сказал он. – Вы возьмите каталог «Посредника» и другие каталоги и составьте по ним список, а я просмотрю и исправлю. Хорошенько займитесь этим. При случае будем посылать другим.

Список этот я составил по каталогам «Посредника» и Костромского земства для народных библиотек, по главным отраслям знания, с преобладанием книг по религиозным и философским вопросам. Л.Н. выпустил некоторые сочинения, а остальные в каждом отделе распределил соответственно их важности на три разряда.

В «Русском богатстве» он читал продолжение статьи Короленко о смертной казни. В этой же книжке журнала он нашел воспоминания о Чернышевском, а в них – некоторые интересные ему письма Чернышевского.

– Я не большой его сторонник, – сказал Л.Н., – но вот его прекрасные мысли о науке.

И он дал мне их прочесть и попросил выписать, чтобы потом воспользоваться ими при случае. Мысли отрицательного характера о школьной, в частности университетской, науке. Я тоже порадовался им, и мы перекинулись с Л.Н. несколькими фразами по этому поводу.

– А для Софьи Андреевны, – засмеялся он, – окончивший университет уже не обыкновенный человек и получает доступ в «сферы»… то есть в «самые плохие люди».

За обедом заговорили о вегетарианстве и о трудности ведения молочного хозяйства для вегетарианцев, так как возникает необходимость убивать бычков.

– И здесь один ответ, – сказал Л.Н. – Я иду, давлю муравьев, я не могу предотвратить этого. Но не нужно умышленно убивать, а если неумышленно, то ничего не сделаешь. Главное, помнить, что жизнь в стремлении к идеалу, а воплотить его нельзя.

Говорили о «мясной» выставке в Москве, о речи городского головы Гучкова о «процветании московских городских боен» и о молебствии при открытии выставки.

– Никакая гадость без молебствия не обходится, – заметил Л.Н.

Вечером я дал ему подписать книжку для записи получаемой им корреспонденции, присланную начальником почтовой станции. Он забыл, что есть такая книжка.

– Отчего же я раньше-то никогда не подписывал?

– Нет, подписывали, Лев Николаевич.

– Никогда!

Уходя, он пожал мою руку, поглядел и опять потряс ее.

– У вас «Русское богатство»?

– Да.

– Вы почитайте обязательно, это очень интересно: и Короленко, и статью Панкратова.

Статья Панкратова – «Яма», о религиозных собраниях в Москве, в трактире «Яма».

26 апреля

Сегодня Л.Н. встал очень рано: в семь часов утра. И это совершенно верный признак его поправляющегося здоровья: ему гораздо лучше.

Обедали на террасе. Л.Н. восхищался вместе с другими необыкновенно прелестной погодой и природой.

Куковала кукушка.

– Не люблю кукушку, – внезапно произнес Толстой, – скучно! Других птиц не замечаешь, а ее замечаешь. Как замечаешь, когда собака лает… Лягушек тоже не замечаешь.

Подали какое-то эффектного вида блюдо. Один из присутствующих сказал, что повару тяжело работать: все время в жару. Другой – что повар Семен любит свое дело.

– Да как же не любить! – иронически заметил Л.Н. – Только тогда и можно работать, когда любишь свое дело. Я думаю, что и те, которые чистят… любят свое дело… При работе всегда присутствует сознание цели, к которой стремишься. И у них есть цель – вычистить.

Л.Н. насупился: господа оправдывали свое положение.

Вечером говорили, что на съезде писателей в Петербурге огласили письмо Толстого в произвольно сокращенном виде. Л.Н. согласился с тем, что этого нельзя было делать, но потом добродушно махнул рукой, промолвив:

– Ну, да пускай их, на здоровье!

Алексей Сергеенко, приехавший только что из Крёкшина от Черткова, заметил, что тот хочет опубликовать в газетах письмо Толстого полностью. Л.Н. улыбнулся и, помолчав, произнес:

– Если б я стал обдумывать, какого мне нужно друга, то другого, как Чертков, не мог бы придумать.

Вечером он продиктовал мне письмо к Короленко, по поводу второй части его статьи, а когда я через некоторое время зашел к нему с письмами, он, передавая мне сегодняшнее письмо Черткова для обратной отсылки ему, как это у них принято, сказал:

– Он умоляет меня начать ездить верхом… Смешно!

– Почему смешно?

– Да уж очень он милый человек.

Я попрощался. Л.Н. встал, чтобы идти в спальню.

– А вы что поделываете? – спросил он.

– Запечатываю некоторые письма.

– И всё у вас хорошо?

– Хорошо, очень хорошо!

– Вот и слава Богу… Слава Богу, – прибавил он опять. – У меня вот все болезни – и так хорошо! Всё приближаешься к смерти.

– И не страшно, Лев Николаевич?