Дневник секретаря Льва Толстого

– Люблю! – согласился Толстой. – Да как их не любить? Вот ведь приходят ко мне, и я смотрю – тип пьяницы гораздо лучше, чем ростовщика, например. И кто их ругает? Грабители, богатые…

Май

1 мая

Утром вернулась из Москвы Софья Андреевна.

После завтрака Л.Н. ходил один смотреть автомобильную гонку Москва – Орел. Автомобилисты узнали его и приветствовали, махали руками и шляпами. Один автомобиль остановился около Л.Н. Он осмотрел автомобиль, пожелал гонщику успеха, и тот отправился дальше.

Вечером был молодой англичанин, знакомый фотографа Чертковых, и еще пятнадцать-двадцать учеников Тульского реального училища. Л.Н. поговорил с ними, показал Пифагорову теорему «по-брамински» и роздал свои книжки на память. Мальчики ушли в очень приподнятом настроении. Я проводил их до въезда в усадьбу. Были они вечером. Просили позволения прийти еще, по окончании экзаменов, чтобы вместе почитать книжки Толстого.

Душан, я и Л.Н. сегодня готовились к отъезду в Кочеты, который Л.Н. окончательно назначил на завтра. Он сам собирал и укладывал свои бумаги.

2 мая

Утром выехали в половине восьмого. День прекрасный. На Засеке с четверть часа ожидали поезда. К отходу пришли проводить Л.Н. Буланже, Горбунова с детьми, Петр Никитич из Телятинок, а кроме того, явились оттуда же мистер Тапсель, фотограф, и его друг, вчерашний англичанин. Мистер Тапсель всё ходил вокруг и пощелкивал аппаратом.

Л.Н. рассказал о своей вчерашней встрече с автомобилистами. Оказывается, он видел автомобили в первый раз.

– Вот аэропланов я, должно быть, уже не увижу, – говорил он. – А вот они будут летать, – указал он на горбуновских ребятишек, – но я бы желал, чтобы лучше они пахали и стирали.

Вместе с подошедшим поездом приехал из Москвы Горбунов-Посадов, с которым Л.Н. радостно расцеловался. Публика, высыпавшая из вагонов, куча гимназистов – все столпились вокруг вагона, в который садился Л.Н.

– Толстой! Толстой! – пробегало по толпе.

Наконец поезд тронулся. Л.Н. с площадки послал Ивану Ивановичу и другим провожавшим воздушный поцелуй и вошел в вагон.

С билетами третьего класса мы ехали во втором, так как в третьем мест не было.

– Это незаконно! – говорил Л.Н.

Он подозревал, что здесь есть «интрига» – если не со стороны Софьи Андреевны и нашей, то со стороны железнодорожного начальства. Но «интриги» на самом деле не было: третий класс действительно был заполнен.

Впрочем, кажется, на четвертой остановке места очистились, и нас, по настоянию Толстого, перевели в соседний вагон третьего класса. Перейдя туда, Л.Н. велел поставить на лавку около окна багажную корзину и взобрался на нее. Ему хотелось, чтобы вид, открывающийся из окна, был шире, и он радовался, что ему далеко видно с корзины и «весело».

Сидя на скамье против него, я, как только Л.Н. заглядится в окно, внимательно всматривался в его лицо. И в эти моменты я чувствовал, что наблюдаю и испытываю что-то необыкновенное. Голова, выражения лица, глаз и губ Л.Н. были так необычны и прекрасны! Вся глубина его души отражалась в них. С ним не гармонировали багажная корзина и обстановка вагона третьего класса, но гармонировало светлое и широкое голубое небо, в которое устремлен был взор этого гениального человека.

Выражения, пробегавшие по его лицу в эти минуты, нельзя описать словами.

Еще во втором классе Л.Н. разобрал сегодняшнюю корреспонденцию, которую мы захватили в Засеке. Потом принялся за газеты. Прочел последние номера «Новой Руси» и «Русского слова».

– Вот это очень хорошо, прочтите, – протянул он мне номер «Новой Руси», указывая на одно изречение из сборника «На каждый день», печатавшегося там. «Мучения, страдания испытывает только тот, кто, отделив себя от жизни мира, не видя тех своих грехов, которыми он вносил страдания в мир, считает себя не виноватым и потому возмущается против страданий, которые несет за грехи мира и для своего духовного блага».

– Это я так живо чувствую по отношению к самому себе, – произнес Л.Н. – Это особенно верно о длинной жизни, как моя.

В «Русском слове» читал статью Александра Измайлова «Две исповеди по седьмой заповеди (Новые дневники Добролюбова и Чернышевского)». Статья очень понравилась Л.Н., но, кажется, только ее начало – рассуждения о хороших и плохих книгах; конец же, самые «исповеди» Добролюбова и Чернышевского и рассуждения Измайлова по этому поводу, Л.Н. едва ли прочел полностью, а если бы и прочел, то, я думаю, едва ли похвалил. Очень не понравилась ему напечатанная в том же номере статья «Военная энциклопедия», с восхвалением патриотических заслуг господина Сытина[27].

Почти на каждой остановке Л.Н. выходил гулять. Один раз говорил с какой-то дамой-вегетарианкой. На другой остановке подошел ко мне и говорит:

– Посмотрите, какая у жандарма характерная физиономия!

– А что?

– Да вот посмотрите.

Я прошелся. Жандарм как жандарм: толстый, откормленный, довольно добродушного вида.

Я остановился неподалеку от входа в вокзал. Тут же собралась кучка народа.

– Это он? – переспрашивали друг друга.