Дневник секретаря Льва Толстого

Посетители. Совсем не интересный старик старообрядец почтенной наружности с просьбой о деньгах. Более интересный: студент-медик Московского университета, юноша Юрий Жилинский, путешествующий пешком на Кавказ, с маленькой черненькой собачонкой-замухрыш-кой. Зашел якобы за книжками, но, конечно, главным образом, чтобы повидать Л.Н. Зашел и… кажется, зацепился, то есть заинтересовался его взглядами. Наконец, посетитель особенно интересный: крестьянин Тульской губернии Фокин, отказавшийся от военной службы и просидевший за это в тюрьме в общей совокупности восемь лет и четыре месяца (он три раза бежал). Теперь его выпустили, причем на четыре года отдали под надзор полиции. И вот, по нелепому распоряжению администрации, он должен еженедельно «являться по начальству» в город, отстоящий от его деревни за восемьдесят пять верст. А он человек рабочий. Пробовал не являться – доставили по этапу. Л.Н. дал Фокину письмо к Гольденблату и несколько рублей, так как в довершение всех бед Фокин недавно погорел. Конечно, он не просил о деньгах. Вообще он произвел впечатление в высшей степени порядочного и очень милого, скромного человека. По совету Л.Н., я подробно записал со слов Фокина, который неграмотен, историю его отказа от военной службы.

Днем я ездил с Л.Н. верхом. И он, и я любовались природой. Небо голубое, всё цветет – леса, трава; всё свежее и такое чистое: еще не вянет и не запылилось.

23 мая

Л.Н. работал над корректурами книжек «Мысли о жизни». Кое в чем я ему помогал: расположил по отделам вновь добавленные мысли о науке, распределил по разным книжкам вновь собранные и оставшиеся не включенными раньше мысли, в том числе Достоевского, Чернышевского, Лао-Цзы, Конфуция.

Много народу, шумно, бестолково, Л.Н., думаю, тяготится. Были: Андрей Львович, Скипетров, которого Толстой любит, Давид Максимчук, молодой человек, украинец, который осенью думает отказываться от воинской повинности, Михаил Булыгин, князь Оболенский, Гольденвейзер, Дима Чертков, Сергеенко.

Пришел Николаев – заговорил о Генри Джордже. Разговаривали на террасе, вечером, в темноте.

– А вот Андрюша заботится о том, – начал Л.Н., – чтобы укреплять землю…

– И всю жизнь буду заботиться, – перебивает Андрей Львович.

– … За собственниками, чтобы крестьяне стали такими же грабителями, как помещики, – кончает, не повышая голоса, Л.Н.

В столовой за чаем Софья Андреевна заметила, что, по газетам, больной фельдмаршал Милютин ничем не интересуется, весь ушел в себя, – словом, жизнь умирает.

– Напротив, только начинается настоящая-то жизнь, – тихо произнес Л.Н.

24 мая

Утром, узнав, что в «Русском слове» напечатано мое письмо о вегетарианстве, писанное по его поручению частному лицу, Л.Н. сказал:

– Вы хорошо пишете, они и печатают.

Говорил как о благодарной теме для художника о типе современного молодого священника, который хочет служить Богу на деле и сталкивается с препятствием в лице церкви. О простых религиозных людях, исполняющих церковные обряды, Скипетров, приехавший снова, сказал, что они не осуществляют в жизни своих добрых намерений.

– Нет, нельзя сказать, – возразил Л.Н. – Осуществляют, но в очень ограниченной степени. Те силы, которые должно бы тратить на это, уходят именно на другое. Главное то, что они искренно верят в Бога, в живого Бога. А в этом всё!.. А вот у профессора этого нет.

Говорил, что ему нравится обычное у крестьян ироническое настроение, а потом прибавил, что у них бывает три рода настроений:

– Веселое, ироническое, деловитое или очень серьезное.

Как это замечательно верно!

25 мая

Ездил с Л.Н. в двухместном шарабанчике к Горбунову. Он сам правил, и, конечно, очень умело.

Восхищался природой:

– Какая синева везде! Сейчас всё в самом расцвете: человек в тридцать два, тридцать три года. Пройдет немного времени, и уже всё начнет вянуть. Я нынешней весной особенно любуюсь, не могу налюбоваться. Весна необыкновенная!.. Сколько цветов! Я каждый раз, как гуляю, набираю букет. Не хочешь рвать, а невольно сорвешь один цветочек, другой и смотришь – приносишь букет.

Говорил о полученной сегодня немецкой книге с отрицанием ортодоксального христианства и с выводом о необходимости установления нового религиозного миросозерцания. В связь с этой книгой Л.Н. поставил полученное им сегодня же письмо от революционера, которого сама жизнь привела к христианским убеждениям.

– Такие люди теперь живо чувствуют потребность в разумном религиозном миросозерцании, свободном от суеверий, – говорил он. – Их именно такое миросозерцание способно совершенно удовлетворить.

Потом разговор перешел на оценку одного из распространеннейших правил обыденной морали: «как все»; отсюда – на политическое движение и на теорию о том, что «когда-нибудь мы осуществим всё это, а пока…». Я упомянул о Государственной Думе. Лев Николаевич убежденно высказался в том смысле, что она приносит огромный вред, служа для отвода глаз народу. Но вместе с тем он признает, что Дума содействовала и пробуждению в народе сознания несправедливости своего положения.