Дневник секретаря Льва Толстого

Я написал по поручению Л.Н. два письма, которые он очень похвалил. Переписал начисто пьесу в пятый раз. Она всё лучше и лучше. Удивительно приятно, переписывая, следить за изменениями, которые делает в ней Толстой. Он сам всё недоволен ею. Говорит: «фальшиво». По поводу моих писем говорил, что хотел сказать мне «в связи с ними что-то серьезное и приятное», но… забыл.

20 мая

Сегодня после завтрака мы выехали из Кочетов – домой. За завтраком Л.Н. рассказывал, как он был у деревенской бабки-знахарки.

– Меня поразили в ней глупость и самоуверенность. Свидание с ней было для меня подтверждением той истины, что успех достигается глупостью и наглостью. Это не парадокс. Еще раз я убедился в этом.

– А как же вы объясняете ваш успех? – при общем смехе спросил сидевший рядом Чертков.

Л.Н. засмеялся.

– У меня нет успеха, – сказал он, – это недоразумение!.. Вот меня в письме жена благочинного так распекала: она думала, что я – то и то, а я – то и то!..

И Л.Н. снова залился добродушным смехом.

Выехали в пяти экипажах: Л.Н. и провожающая его Татьяна Львовна, Чертков, Тапсель с фотографическими аппаратами, я, Душан и, наконец, вещи. Совершенно какой-то царский поезд. Поехали не на станцию Благодатное, а новой дорогой: на Мценск, за тридцать верст, с остановкой на пути у Абрикосовых.

День прекрасный, только немного жаркий. У нас с Душаном старичок ямщик, мценский мещанин, который, как оказалось, знал Ивана Сергеевича Тургенева: он, по его словам, возил Тургенева из Мценска в Спасское-Лу-товиново.

– Старичок, давал книжки, – только и мог, к сожалению, рассказать о Тургеневе ямщик.

Да, мы проезжали «тургеневские» места: Мценский уезд Орловской губернии – тургеневский уезд. Здесь он жил, здесь копил материалы для «Записок охотника». И с радостным волнением смотрел я на расстилавшиеся передо мною леса и поля. «А впереди, – думал я, – едет Толстой». Русская литература! – никогда я не в силах быть равнодушным к тому, что имеет к ней отношение.

Абрикосовы. Миленькая, чистенькая усадьба. Миниатюрные комнаты небольшого одноэтажного домика. Терраса, живописный берег речки.

Пробыли здесь часа полтора. Л.Н. отдохнул. Татьяна Львовна осталась здесь. Дальше поехал в экипаже с Толстым Хрисанф Николаевич Абрикосов.

– Устали от дороги? – спросил я Л.Н.

– Нет, где же устать! Напротив, отдыхал. Такая красота, такая красота!

Имение князя Енгалычева. Едем через усадьбу. Князь, лет сорока пяти, рыжеватый, в белом кителе с погонами, «непременный член» чего-то, выбежал поспешно навстречу с фотографическим аппаратом. Снял Л.Н. в группе со своей женой, с детьми. Наш Тапсель тоже работал.

Поехали. Енгалычев дал Л.Н. поцеловать своего ребенка, вскочил на подножку его экипажа, проехал с ним, потом расцеловался. Мы ехали в гору, шагом. Я шел пешком около своего экипажа. Попрощался с Енгалычевым. Тот выглядел очень взволнованным и растроганным. Взяв под руку, прошел со мной несколько шагов.

– Знаете, – говорил он, – многое хорошее в душе поднимается!..

Жалел, что не было дома двух его молодых сыновей, которые в прошлом году, оказывается, верхами провожали Л.Н. вплоть до Мценска.

Мценск. Паром через Зушу. Проезжаем через весь город. Вокзал. Л.Н. тоже везде узнают, но назойливости нет.

Смешной эпизод. Кассир в Мценске не хотел разменять мне денег. Я осмелился сослаться на Толстого (деньги действительно были нужны для него) – разменял!

Поехали во втором классе. Это «интрига» Черткова. У нас-то с Душаном билеты третьего класса, но все равно мы все время толклись около Л.Н., который ехал в отдельном купе второго класса.

Было очень хорошо. Ничего похожего на нашу дорогу в Кочеты. Из вагона Л.Н. почти не выходил. Только вечером, уже незадолго до приезда, говорил с молодой женщиной и с полицейским.

– В полицейской форме? – спросил он о последнем, когда я сказал, что он хочет поговорить. – Тем более интересно. Давайте его сюда!

Однако разочаровался в нем.

– Совсем пустой! Спрашивает, есть ли Бог… Ничего не читал, ничего не знает. Я указал ему на его нехорошее дело. Говорит: нужно зарабатывать хлеб… Женщина, та серьезнее. Ей нужно было, а этому не нужно было.

О женщине потом Л.Н. говорил мне, что она замужняя и полюбила другого. Он сказал ей, что за другим может последовать третий и т. д.

Перед Щёкином, где Л.Н. решил слезть, чтоб не ехать лишнего по железной дороге до Засеки, начали укладываться.

– Что же это я лодырничаю-то? – спохватился он, стоявший уже в шляпе и в пальто у окна в коридоре. – Дайте мне что-нибудь.

– Вот донесите это, Лев Николаевич, до соседнего отделения и положите там, – сказал я, подав ему узел.

– Вот прекрасно!

Взял и понес, согнувшись.

Чертков, сидя с Л.Н. в купе, рассказал ему, как женщина, желавшая его повидать, и ее подруги никак не хотели признать меня за секретаря Толстого.

– Он хорошо письма пишет! – сказал, показывая на меня, выходивший из купе Л.Н.

Передал мне это Владимир Григорьевич. Сам я видел только, что Л.Н. говорит про меня, но что именно, не расслышал.