Дневник шпиона

Это были последние его слова. Он вошел в дом конгресса тред-юнионов. А мы наконец нашли свободный автомобиль, который доставил нас домой.

Из разговора с Маком я понял, что дела правительства не так уже плохи. Если вождь забастовки надеется только на провидение, то ясно, что он просчитается. Провидение всегда было на стороне консерваторов.

Дома я принял ванну, переоделся и сейчас же отправился к деду. Меня очень интересовало, как старик переносит забастовку.

Деда я застал в постели. Когда я вошел в комнату, он открыл один глаз и спросил тихо:

— Это ты, Эдди?

— Я.

— Молодец! Всегда являешься в решительные минуты. Ты знаешь, я думаю, что эта стачка значительно хуже налета немцев на Лондон. Тогда мы были все заодно. А теперь неизвестно — кто друг, а кто враг. На меня налетел автомобиль леди Прэскот, и я стукнулся в стену так, что протез сломался во рту. Леди очень извинялась передо мной. Оказывается, за руль она посадила своего садовника, потому и произошла такая неприятность. Но ведь мне от этого не легче. Нет, уж лучше внешняя война, чем внутренняя. Если я останусь жив, я буду придумывать средство против забастовок. Как ты думаешь, долго еще протянется это безобразие?

— Самое большее неделю.

— Слава богу. Теперь садись поближе и рассказывай…

6 мая. Утром Мабель строила грандиозные планы, как она будет помогать забастовке. Перебрав пять или шесть возможностей, она решила, что займется сбором денег в пользу бастующих. От себя она ассигновала тысячу фунтов. Я должен был съездить в банк и привезти эту сумму.

У меня лично нет таких средств, да и не в них сейчас дело. Я решил предоставить в распоряжение правительства свои руки и свою голову. Для этого я намечал вечером сходить на службу, чтобы получить там какое-нибудь задание. Но я не вышел из дома в этот вечер. У Мабель состоялось маленькое собрание, которое меня очень заинтересовало.

Надевши на уши мои верные трубки, я весь погрузился в слух. Главнейшее заключение, к которому я пришел в этот вечер, было смешно и успокоительно. Именно, с радостью я констатировал, что наиболее испуганными людьми в Англии являются вожди забастовки. Они не мечтают о победе, а хотят только одного, чтобы стачка поскорей кончилась с любыми результатами. Особенно меня насмешил Томас, бывший в числе гостей. Он уговорил Мабель взять тысячу фунтов обратно и разорвать заготовленные подписные листы. Взамен этого он предложил ей заняться развозкой консервированного молока и валерьяновых капель по семьям забастовщиков. Мабель сначала возражала, но потом согласилась.

Я составил краткую информацию обо всем слышанном и направил ее в собственные руки мистера Черчилля. Я думаю, что записочка моя ему пригодится. Да и получивши ее, он поймет, что я снова в Лондоне и снова готов работать с ним.

7 мая. Сегодня передавали, что русские профсоюзы прислали деньги на поддержку забастовки. Конечно, Генеральный совет отказался принять их из опасения, что в обществе будут ходить слухи об участии Москвы в наших внутренних делах. Вообще Генеральный совет лезет из кожи, чтобы придать забастовке приличный вид. Говорят, что рабочие электрических станций хотят забастовать и оставить город без освещения. Но вожди не дают сделать этого. Со станции на станцию без отдыха ездит "дежурный" вождь, который произносит речи, призывая рабочих к спокойствию и пугая их тем, что под покровом темноты начнутся мелкие кражи.

Я внес тысячу фунтов обратно на наш текущий счет. Кажется, банковые клерки более других недовольны забастовкой. Им приходится ходить пешком на службу и обратно. Некоторые из них даже остаются ночевать в своих банках на письменных столах, подложив под головы гроссбухи.

9 мая. Правительство делает все возможное, чтобы создать жуть в сердцах англичан. Я еще не видал мистера Черчилля, но убежден, что его идея — придать Лондону вид военного лагеря.

К бесчисленным толпам невольных пешеходов сегодня прибавились неизвестно зачем танки и броневики: медленно, как навозные жуки, ползут они по Лондону в разных направлениях. Гудки этих машин и лязг гусеничных передач наводят страх на женщин и детей. Часовые у Букингемского дворца сняли свои парадные одежды и облачились в хаки, чего не бывало со времен войны. В воздухе все больше и больше пахнет порохом, хотя многие и понимают, что запах этот создается искусственно. Он выгоден правительству, так как отпугивает мирных граждан от рабочих. Намерения правительства настолько серьезны, что не разрешена передача по радио воззваний архиепископов кентерберийского и Йоркского, хотя оба призывают к миру. Говорят, что Хикс не стесняется кричать на службе:

— К стенке забастовщиков!.. К стенке!..

Но что меня смешит больше всего — это женщины в шлемах и коротких юбках. Эти ведьмы выползли на улицу, чтобы окончательно доказать, что война началась. Глядя на эти фигуры, чувствуешь, как отчаяние заползает в душу. Говорят, что посещение церквей удвоилось.