Дневник снеговика

Главный редактор сомалийского журнала «Африка литературы»
Легко отличает силуэт торгового корабля от замаскированной под него военной бандуры,
Такова особенность его внелитературной халтуры.
Он не одевается пиратом, но является им на святки и к хеллоуину,
А также остальные сутки в году, когда не сутулит спину,
Правя тексты какому-нибудь местному поэту и гражданину,
У себя дома, на табурете, не вставая с дивана,
В окне видны очертанья портового крана,
В смежной комнате ооооо, кто проживает на дне океана.

При этом из головы не идет, как блестящие волны перекрещиваются перед глазами,

Как лодка идет посредством мотора, но как бы под парусами
К иноземным флагам, которые издали кажутся сушащимися трусами.
Он думает, что где-нибудь Федор Михайлович (РУДН) со своим перископом
Непременно должен присутствовать каким-нибудь боком,
Перемещаться в радиомолчании волооком
С этаким лицом старого белого клоуна, но без грима,
Прощать все и вся, проплывая мимо,
Кроме Фландерса, т. е. Иван Сергеича, и это — необъяснимо.
Ему кажется, что все и всегда шевелится и передвигается, даже его квартира,
Поскрипывает скорлупой на волнах Зефира
На разбитых трюмо воды, как на обломках мира.

Каждый мужчина дважды Шалтай-Болтай…

Каждый мужчина дважды Шалтай-Болтай,
Не просыпаясь, падает со стены
На как бы опустевшую после шахмат горизонталь,
Сиречь карандашную линию, лишенную кривизны.
В тихом воздухе ни птицы и ни листа — только покой
Да математика с физикой растворены одне,
Чтобы невольный свидетель мог прикинуть, какой
Окажется роза осколков на самом дне.

Не в силах смотреть, как огромное колесо

Земного тяготения пройдет про хребту яйца,
Лошади королевской конницы заранее отворачивают лицо
И еще этак вот передним копытом прикрывают глаза,
Их законсервированные всадники не шевелятся зря,
То есть ведут себя, собственно, как и должны,
Низкое солнце, словно кольцо горя
Обручальное, освещает их со спины.

Сколько ни говори «Рифей», все равно понять…

1.

Сколько ни говори «Рифей», все равно понять
Невозможно, отчего глины и мокрых дерев такая величина,
Отчего погода ландшафт продолжает упоминать
Так же упорно и уныло, как Соломон Волков — Баланчина.

Так, что вспоминаешь какие-то телеграфные провода,

Какие-то столбы, ворон, местность без единой горы,
Словно природа тебе как бы говорит: ну ладно, не пропада,
И, соответственно, сама и проваливается в тартарары.

2.