Дневник снеговика

Полурузвельт издает полусухой закон,
Шутка доходит, с улыбочкой в голове,
Автор ее, с высунутым языком,
Бежит, трезвеет от встречного воздуха, дайте две.

А когда друзья выползают после звонка
Быстрого такси, и в такси ползут в пустоту зимы,
Он идет гулять с ротвейлером без намордника и поводка
(При том, что намордник и поводок ему самому нужны)

Вдоль малолюдной улицы, где фонари, как мед,
Желты, а сугробы лежат по бокам, не смежая век,
И в конце концов ему кажется, что кто-то идет,
А это оказывается снег.

Это снег начинает медленно падать и оседать,
Начинает себя самого собирать в мешок
Такого места на карте, где, если существовать,
То нужно внезапно заканчиваться, как стишок.

Кухня раздвинулась до размеров страны, страна…

Кухня раздвинулась до размеров страны, страна
Постепенно оказалась совсем другой,
Называл ее Софьей Власьевной, а она
Ебанутая, как Настасья Филипповна, дорогой,

Она с приветом, и этот ее привет
Перехлестывает через каждый порог,
Создается впечатление, что Сахаров, правь он несколько лет,
Тоже бы попытался остаться на третий срок.

Далее что-нибудь нужно про день сурка,
Ночь песца, вечер скрипучих петель
И досок и снега и, кстати сказать, снегá
Перемешаны со снегами и медведями, и метель

Из снегов и спящих медведей то стелется, то кружит,
Всячески меняется, но остается такой,
Чтобы поэт, что внутри у нее лежит,
Столбенел от того, что он мертвый и молодой

Заранее. Лежит, как в окне бабочка или оса,
Причем с издевательской улыбочкой на устах,
От того, что зима литературе, как гопник, смотрит в глаза,
А литература только и может ответить «кудах-кудах».

К тридцати пяти перестает сниться сюрреализм — снится арт-хаус…

К тридцати пяти перестает сниться сюрреализм — снится арт-хаус,
Кошмар обретает черты независимого кино,
В основном русского, где кухня или село,
Дождь, потому что осень, никого не осталось.

Убегают кошка, собака, ребенок, жена, куришь в постели,
Газ открыт, но не зажжен, отовсюду льется вода,
На месте родителей и знакомых пустóты и темнота,
Ты боялся, что тебя съедят покойники, и они тебя съели.

И теперь, разрозненный по их внутренностям, не имеющий веса,
Чувствуешь себя этакими нотами на весу
Мелодии из фильма «Пианино», где муж насилует героиню в лесу,
Ты сам на месте героини — и никакого леса.

А может, и лес, например, сосновый, дожди и осень
(Как упоминалось в самом начале), и первый лед,
Как поезд, идут кислород, водород, азот,
C шумом наклоняют верхушки сосен.

Едет по кочкам желтый грузовичок…