Скверное настроение в театре на Бронной. «Три сестры» приказано обсудить. Наши договорились, что это будет делать московское Управление. В списке людей, видевших спектакль, был и Борис Владимирович, который готов был прийти и выступить. Он сказал, что за Эфроса бороться он стал бы — это дело принципиальное. Хотя Голдобин, беседуя с кем-то из московского Управления, называл и его фамилию, но приглашения Борис Владимирович так и не получил.
Любопытны впечатления от спектаклей польского критика Врублевского, болгарского режиссера Даниэля, бразильского Кузнецова (родился в России в 1898 году), которых я опекаю. Врублевскому больше всего понравилось «Доходное место», потом «Три сестры», по его мнению, Эфрос ставит Чехова через Беккета, понравился ему и «Пугачев», потом все остальное, хотя и интересное, — «Народовольцы», «Большевики», «Братская ГЭС», «Традиционный сбор». Его очень взволновал фильм Райзмана «Наш современник». По его мнению, наша театральная жизнь очень интересна, гораздо интереснее, чем в Польше, особенно в том, что у нас все самое интересное — это советское и русское, и мы в основном решаем свои вопросы, переходящие в общечеловеческие, а в Польше преобладает зарубежная драматургия, и по проблемам польского — мало. А Даниэлю больше всего понравились «Три сестры» и меньше всего — «Иван Грозный», так как здесь из-за величины сцены актер удален, а он за то, чтобы актер был «великаном» на сцене и чтобы все решалось через актера, хотя Даниэль деликатно подчеркивал, что это его субъективное отношение. А бразилец от всего в восторге, во МХАТ ходит и тоже в восторге.
Тарасов и Владыкин посмотрели «Три сестры» — и в напряжении. Тарасов определенно высказался только по поводу того, как Тузенбах — Круглый произносит слова о том, что он будет работать, что он произносит их так, что становится ясно: ничего не будет, так произносить недопустимо.
А у Кудрявцева своя теория, он не принимает «Трех сестер», так как считает, что в спектакле неверно подано, как их всех душит окружающая жизнь, и выдвигает теорию естественного неудовлетворения собой, если ты тонко организованная натура, что разрыв между идеалом и действительностью естествен, и чем ты тоньше, тем неудовлетворенность больше, и нечего винить обстоятельства, обстановку и т. д.
22–24 января в Рузе пройдет семинар режиссеров и директоров московских театров, на котором наряду с другими докладами будет и доклад Владыкина. Вот уж неделю все только этим и занимаются — «как бы капитал приобрести и невинность соблюсти». По этому поводу нас собирал Голдобин, зачитал план Института истории искусств и велел всем составить свой план.
Сегодня утром смотрела во МХАТе «Дни Турбиных» в постановке Варпаховского. Очень нудно, скучно, тягостно. Ритм затянут, актеров почти нет. Пожалуй, лишь Лариосик — Борзунов и Тальберг — Давыдов неплохи. У первого обаяние, естественность, у второго рисунок, характер крысы точен, но уж очень откровенен с самого начала. Алексея (Топчиев) — нет, в главной сцене обращения к батарее только боишься, что вот-вот сорвется голос, вообще пуст и ничтожен. Елена — Калинина — не светлая, а скрипучая и манерная. Шервинский — Вербицкий — не адъютант и певец, а парикмахер. Мышлаевский — Зимин в конце — просто шофер из «Вдовца». Вообще, как военные они никуда не годятся, — и как штатские тоже. А это новое прочтение режиссера — вульгарный социологизм. Мышлаевского хоть сейчас делай комиссаром. А что у всех конец — это лишь начало новой драмы, на это нет и намека, все слишком ясно. Боровский — художник интересный, особенно хорошо решена сцена гимназии. Но это обрамление из плотных портьер слишком отгораживает героев от мира.
В конце рабочего дня пришел Кудрявцев в подавленном состоянии, а так как поделиться ему не с кем, поделился с нами, Будорагиным и мной, о том, какая истерия творится вокруг, в Министерстве, горкоме и т. д. Ушел замминистра Цветков, в горкоме заменили Соловьеву как малоинициативную. Что стоит вопрос о снятии начальника московского Управления культуры Родионова. Что у нас «наверху» есть черный список, в котором члены Репертуарной коллегии: Емельянов, Розов, Симуков, Никитин. Что у Владыкина Тарасов и Голдобин только и делают, что обсуждают — что, где, кто.
Потом я пошла отнести Борису Владимировичу пьесу Эрдмана «Самоубийца». Побыла минут 20, рассказала ему про все это. Он говорит, что это буря в стакане, но может длиться довольно долго, что это не просто временно и, видимо, это указание сверху.