Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Перед моими глазами проносится жизнь Зои, по крайней мере те десять лет, что мы провели вместе. Я вспоминаю, как она заступилась за северян при нашем первом разговоре, тыкала в спущенное колесо носком туфли, ругала меня за несочетающиеся друг с другом брюки и рубашки, пила со мной шампанское в роскошном ресторане и прислала записку о скучных экзаменах у восьмиклассников. Она проявляла интерес ко всем и умела раскрывать лучшие качества в детях и взрослых. Я вспоминаю, какой красивой она была на своей свадьбе, думаю о Дэне и их большой любви. Он заставлял ее смеяться, несмотря на боль, ухаживал за ней и поддерживал ее.
Я лежу в гостиничном номере и думаю об этом. В какой-то момент я засыпаю, а утром солнце восходит как обычно. Мне ничего не остается, кроме как пойти на свадьбу, произнести речь и танцевать вместе со всеми. Свадьба полна надежд и любви, но каждый раз, когда я вспоминаю о произошедшем, мне становится больно. Самая большая радость и печаль жизни соединились в одном дне.
Тунис
Проходит две недели. Конечно, жизнь продолжает идти своим чередом, но, женив брата, я мысленно возвращаюсь к Зои, Дэну и их трагически короткой совместной жизни.
Я думаю о них, сидя на собрании руководства школы. На повестке дня теракт в Тунисе. Несколько дней назад террорист ИГИЛ расстрелял на пляже неподалеку от Сусса тридцать восемь человек, среди которых было тридцать британцев. Эти люди просто отдыхали и наслаждались отпуском. В числе убитых оказались двадцатичетырехлетняя бьюти-блогер, недавно обручившаяся со своим давним возлюбленным; сорокадевятилетний мужчина, его отец и девятнадцатилетний племянник; пятидесятидевятилетний мужчина, который героически заслонил жену от пуль.
Больше всего меня впечатлила непредсказуемость произошедшего. Люди проснулись утром, позавтракали в буфете, задумались, чем заняться дальше, и решили пойти на пляж, не подозревая, какая страшная смерть их ждет. Этот случай служит мне очередным напоминанием о нашей смертности и важности каждого момента.
В память о погибших правительство Великобритании объявляет национальную минуту молчания. Она состоится в пятницу в полдень, и мы решаем, будет ли наша школа участвовать. Я говорю, что меня потрясло произошедшее, и высказываюсь в поддержку минуты молчания. Старший коллега поддерживает меня со словами: «Бюро нравится, когда дети проявляют гражданскую активность».
Этот комментарий меня шокирует. Наша школа, как и многие другие, и так в цепкой хватке Бюро стандартизации образования, работы с детьми и навыков. Мы слишком много делаем не ради благополучия учеников, а для удовлетворения инспекторов, которые поставят нам галочки в нужных местах. Я чувствую, что из-за необходимости постоянно доказывать состоятельность школы на бумаге значительно пострадала ее способность обеспечивать учеников качественным образованием.
Неужели мы и правда говорим о том, что будем соблюдать минуту молчания в память о людях, погибших в результате страшного теракта, исключительно чтобы впечатлить бюрократов? Я стал учителем вовсе не для этого. Слова старшего коллеги звучат у меня в ушах еще несколько дней. Я не виню человека, который их произнес. Он просто позволил внешним процессам затмить действительно важное. Но чем больше я размышляю о его словах, тем неприятнее мне становится. Я боюсь, что, если задержусь на руководящей должности, мой образ мышления станет таким же.
В память о Зои
В школе в Эссексе проводится поминальная служба по Зои. Дэн попросил меня сказать несколько слов, поэтому я снова переживаю наши совместные моменты, чтобы попытаться передать словами, какой жизнерадостной, веселой и заботливой она была.
Я достаю письмо, которое дала мне Зои несколько лет назад в мой последний день в этой школе. Она вложила его мне в руку, когда я выходил из здания. Оно написано на красивой бумаге безупречным почерком. В нем вся Зои.