Читаем Дневники: 1897–1909 полностью

Пасхальный понедельник и День подснежника322.

Утром Джеральд повел нас к Фишерам. Мы с Эмми, Бу, Томом и Аделиной отправились на пирс. Там мы имели удовольствие казнить миссис Дайер323. К сожалению, когда трое из нас получили свое удовольствие, механизм заклинило; пришлось вскрывать заднюю стенку аппарата и что-то чинить; после этого она была успешно повешена. Во второй половине дня мы договорились с Фишерами, Аделиной и Гербертом, поехать на поезде в Дайк [?], покататься на велосипедах по округе и вернуться домой. Поезда были переполнены, но в конце концов мы нашли места для себя и велосипедов в багажном вагоне. Проехав примерно 100 ярдов, поезд остановился, и нас снова вернули на станцию, где мы ждали, пока два других поезда приедут из Дайка. Добравшись в Дайк, мы решили вернуться домой через Брамбер324. Весьма рискованным образом мы съехали по склону, а потом начался ливень. После многих приключений, для которых, к сожалению, здесь нет места, мы прибыли в Шорхэм, промокшие до нитки.


20 апреля, вторник.


Дождь прекратился к утру, правда, оставив дороги грязными и размытыми, и все же небо было голубым, прямо как у Стеллы в Италии325, а холодный свежий ветер дул нам в спину. Мы выехали из этого дома в одиннадцать утра и отправились через Брайтон на Льюис-роуд. Там был один длинный холм и грязь, но, когда мы взобрались на холм, где нашим ногам стало легче, перед нам открылся прекрасный плавный спуск длиной в две с половиной мили! Джорджи, Тоби и Адриан покатались вниз, поджав ноги, а вот мы с Нессой сохранили благоразумие, – великолепная и захватывающая поездка. Будь я поэтом (на что мисс Джен не претендует), мне бы следовало написать что-нибудь о велосипедных прогулках. Этот дневник слишком мал для прозы – мне его явно не хватает. У нас было двадцать минут, чтобы проехать три-четыре мили и успеть на поезд в Льюисе. Мы промчались через город и спустились по очень крутой узкой дороге, ведущей к станции; поезд стоял на платформе; нам удалось найти места и пристроить свои велосипеды только в багажном вагоне. Мы добрались до Акфилда326 в час дня, где нас встретил Уилл, и поехали вместе с ним. После обеда в три часа мы отправились с ним обратно в Льюис – еще одна великолепная поездка. По дороге мы останавливались и собирали примулы в лесу. Чай в Льюисе. Поезд обратно в Брайтон в 17:40.


21 апреля, среда.


Все утро шел дождь, отыгрываясь за вчерашний день. Адриан и Тоби ушли на пляж, а мы с Нессой остались дома и читали. Джорджи пришлось уехать в Лондон ранним поездом. После обеда Тоби, Адриан и Фишеры пошли смотреть спектакль на пирсе. Отец повел нас с Нессой прогуляться по набережной к Стейну или куда-то туда – к Пагоде на другом конце Брайтона. С сожалением должна сообщить, что в силу различных обстоятельств, сложившихся против меня, я сломала свой зонтик пополам. Отец отправился пить чай с Фишерами, а Эмми, Том и Бу пришли на чай к нам. Эмми рассказывала нам истории о Флоренс [Мейтланд] и ее животных, которых, если мы поедем в Глостер327 этим летом, у нас будет предостаточно. После чая Тоби, Адриан и Фишеры куда-то ушли (мы так и не поняли зачем), а Несса, Эмми и я прогулялись по Кингс-роуд, где Эмми собиралась что-то купить. Однако в среду все магазины были закрыты. Письма от Стеллы; они [c мужем] планируют вернуться в пятницу. Дочитала 1-й том Маколея.



22 апреля, четверг.


Утром, около одиннадцати, мы отправились к Фишерам, чтобы уговорить их поехать с нами на набережную. Эмми пообещала прийти, но не смогла из-за дел. Вместо нее пришла Аделина, которая все это время ухаживала за бедной истощенной мышкой Тома. Мы видели Джоуи328, которого не было слышно, и южноафриканских менестрелей, и шотландскую семью, игравшую на скрипках, флейтах и других инструментах329. Аделина вернулась с Нессой и мной и рассказала нам о помолвке Китти с лордом Морпетом330. Джорджи получил письмо от Стеллы, но в нем ничего особенного. После обеда мы с отцом, Томом, Бу, Чарли и Аделиной поехали на поезде в Дайк, где полно стрелочных переводов и прочего, а домой вернулись на велосипедах. Все ветра, которые были зафиксированы в этом дневнике, должны с позором уступить свое место тому, который налетел сейчас. Несколько раз меня сносило в живую изгородь, а велосипедисты ехали как пьяные, кренясь из стороны в сторону, но я благополучно добралась до дома после тяжелой поездки. Начала 2-й том Маколея.


23 апреля, пятница.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное