Дневники, 1915–1919

В пятницу вечером я отправилась ужинать к Арнольд-Форстерам, отчасти, как мне кажется, чтобы избежать лекции мистера Сеймура Кокса[971] о секретных договорах[972]; ничего нового он, по-моему, не скажет. Кэ с Уиллом живут прямо за офисом редакции «Spectator[973]» в одном из расположенных полукругом домов, внутри которых довольно шумно, несмотря на что стоят они в стороне от дороги[974]. Уилл жил там до женитьбы. В свете газовой лампы он после болезни выглядел необычайно маленьким, осунувшимся, бледным и уже немолодым. Он напоминает мне одну из тех старушек с пожелтевшими волосами и румянцем на щеках, чей возраст, однако, можно сосчитать по многочисленным морщинам, изрезавшим обтягивающую кости плоть. Характер и манеры Уилла выставляют его не в лучшем свете. Он производит впечатление очень резкого, довольно раздражительного и озлобленного человека. Думаю, все это в значительной степени передает его брюзгливый тон и маленькое угловатое тело, дергающееся при волнении и уж точно не демонстрирующее решительность. Еще мне не понравилось бледно-кислотное оформление комнаты, лавандовые стены и одна увядшая белая роза на их фоне; не понравилась и его замысловатая, чересчур эмоциональная картина с изображением холмов. Казалось, ей не хватает тепла, глубины и содержания. Возможно, все это не очень важно. У Уилла принципы современного мужа: свобода и независимость для жены, — и все довольны. Принципы тоже имеют значение. Кэ с ним будет счастлива. Мы очень оживленно беседовали. Думаю, мне совсем не нравится вкус Уилла в книгах, его сленг и то, чем он восхищается, но меня порадовало его волнение по поводу вестника военного министерства. Подозреваю, у Уилла способный, возбудимый и довольно лихорадочный ум, который взялся писать картины из принципа, но даю свою мудрую голову на отсечение, что он никогда не нарисует ничего хорошего[975].