Наша соблазнительная сладость, похоже, по-прежнему привлекает пчел со всех сторон; вчера вечером я буквально провалилась в сон с пересохшими от разговоров губами и измученной головой. Когда мы закончили обедать и уже поднимались по лестнице, раздался стук в дверь, и холл тут же заполнился незнакомцами, оказавшимися Роджером, Памелой и странной молчаливой иностранкой, которую из-за седины я поначалу приняла за Марджери Фрай[1175]
. Мы расположились на траве в тени цветущих яблонь и сидели там до чая, а потом пришел Логан [Пирсолл Смит]; замолчать удалось лишь в половине седьмого или даже позже; ни минуты покоя не было ни для языка, ни для мозга. Рассказы Логана и правда принимают формуНесколько заметок о природе послужат вступлением к этой записи: погода по-прежнему прекрасна; синева кажется вечной; время от времени поднимается ветер; мы слегка покачиваемся, затем обретаем устойчивость и безмятежно идем дальше. Яблоневый цвет, который усыпал Оттолин и выглядел таким нежным на ее щеках, закончился, зато пробиваются две красные плетистые розы. Мы, конечно, ужинаем на открытом воздухе у фонтана, в котором плещутся малиновки. Вчера вечером постоянное журчание воды заглушали шесть голосов; с нами ужинали Алтунян, Адриан с Карин и Боб. Я представляла Боба эдаким эсквайром-тори[1180]
или, во всяком случае, консервативным джентльменом цвета красного дерева с наивными рифмами. Насколько это далеко от истины, можно судить по тому факту, что он разродился четырьмя отдельными томами, которые должны выйти осенью. Тревельян, очевидно, весьма прозорлив, а еще подстрижен и смугловат для поэта. Еще он комичен, особенно когда чувствует вдохновение от смеха. Его неловкие комплименты в адрес Карин и нетерпеливые неуклюжие манеры заставили нас всех покатиться со смеху. Алтунян — искрометный армянин, застенчивый, но ведущийся на провокации литературного или политического характера. Однако Боб старался унять нас. Вынуждена опустить изысканно лестный дуэт меня с Алтуняном, когда он расхваливал «Королевский сад» — лучшую прозу XX века, превосходящую «Пятно на стене», обладающую трансцендентными достоинствами, за исключением одного диалога двух женщин, и высоко оцененную Клайвом и Роджером. Я изо всех сил старалась подсластить его энтузиазм своим смакованием, поскольку работа самого Алтуняна, вероятно, не самого лучшего качества. Да, думаю, авторы — это довольно презренная раса. Я так стоически ожидала неудачу, что неожиданный успех восхитителен. Форстер тоже одобрил. Но Алтунян подкрепил свою похвалу толстой пачкой рукописей, написанных от руки, а не напечатанных, чтобы мы прочли их и рассмотрели возможность публикации, от которой зависит все его будущее. К тому же, он назначил нас своими литературными душеприказчиками: все, что он напишет в Армении, будет выслано в наше полное распоряжение. Он дал нам £2 на будущие расходы. И все же прочесть роман в рукописном виде с учетом ответственности за будущее молодого человека, его жены и детей — это суровая цена за 10 минут похвалы. Адриан, как мне кажется, заслуживает фразы