Дневники, 1915–1919

Тяжесть на душе уменьшается, хотя, поскольку я еще не освоила письменную доску, обещанное себе неторопливое заполнение этих страниц становится чем-то вроде миража. А тут еще Дункан с Нессой неожиданно приехали на чай. Вторжения людей всегда приводят меня в трепет. Они нарушают состояние депрессии — глубокой, по словам Л., а как по мне — консистенции сентябрьского тумана. Интересно, чем она вызвана? Отчасти тем, что в течение десяти дней, кажется, я не получала писем и, следовательно, ожидаю чего-то неприятного от «Macmillan». Вот мой прогноз: «Мы прочли „День и ночь“ с глубочайшим интересом, но вряд ли роман понравится здешней публике». Хотя я предвижу такие слова и понимаю, что в письменном виде они совсем не тянут на критику, я все же хочу, чтобы этот неприятный момент поскорее прошел. Он подкосит меня на несколько дней. А решение публиковать роман, вероятно, и вовсе вызовет временный тремор, несмотря на мое хвастовство. Если книга провалится, то я не понимаю, зачем мне вообще продолжать писать романы. Это обычная для авторов меланхолия, которую усиливает переезд, сравнение Монкс-хауса с Эшемом, слуги и т. д. Пишется с трудом. Я пробивала себе путь к новому эксперименту, когда наткнулась на сэра Томаса Брауна[1262] и обнаружила, что окуналась и ныряла в его тексты столетней давности, скучала и в каком-то смысле была очарована ими. Поэтому мне пришлось прерваться, послать за его книгами (кстати, их я читала довольно часто, а теперь много думаю об этом) и немедленно приступить к рассказам. Это всегда щекотливое дело; плохое утро способствует меланхолии. С тех пор как я начала писать здесь, меня прерывали столько раз, что благодушие давно исчезло. Пожалуй, я поддамся искушению и посмотрю, что солнце делает над лугами. Ох, как много приспособлений нужно человеку, чтобы написать хотя бы одно предложение! Книг из «Times» тоже нет, а что касается писем, то я не могу заставить себя нарушить девственность листа бумаги.

13 сентября, суббота.

Что ж, сегодня утром пришло письмо от «Macmillan» — не такое хорошее или плохое, как могло бы быть. Они прочли роман «День и ночь» с большим интересом и считают его прекрасной работой, но вряд ли он понравится широкой публике в Америке, а еще это слишком длинная книга, которую пока нет смысла переиздавать. Однако они предлагают взять у Джеральда Дакворта 500 или 1000 копий и столько же экземпляров «По морю прочь», ожидая, что я отправлю им свою следующую книгу. В целом я скорее довольна, чем наоборот. Тираж «По морю прочь» будет исчерпан, но это, безусловно, единственный способ прославиться в Америке, а в «Macmillan», вероятно, считают, что меня стоит держать на примете. Одному богу известно, когда будет готов мой следующий роман! В том же письме пришел отказ от книги Л., и они опять-таки купят несколько готовых экземпляров. Большой разницы нет. Полагаю, я приму предложение, поскольку времени на другие попытки почти нет. Но не думаю, что издательство «Macmillan» как-то повлияло на мою депрессию. Завидую ли я Нессе с ее бьющим через край хозяйством? Быть может, иногда. Джулиан переходит в подготовительный класс; там все такое цветущее и человечное; возможно, я просто не могу удержаться от сравнений, чего не случается, если я полностью погружена в работу. Я сделала эти сравнения вчера во время обеда, провела у Беллов вторую половину дня и вернулась домой. Кстати, я совершенно неблагодарный человек, раз позволяю себе хмуриться при таком ярком небе. Холмы чернели на фоне алого и золотого, когда я возвращалась домой и останавливалась, чтобы взглянуть на Эшем, окна которого были открыты, как будто в нем уже кто-то живет. Мистер Джил шел собирать яблоки. Однако и Монкс-хаус вызывает небольшой шок, когда открываешь ворота. Я застала Л. и Нелли, которые только вернулись из Льюиса с ее новым велосипедом. Л. провел день в Лондоне. Часы пробили семь, и меня подмывает пройтись по равнинам. Хотела кое-что рассказать о странных душевных состояниях. Они интересуют меня, даже когда я сама являюсь объектом. И я всегда вспоминаю расхожую фразу о том, что чем сильнее страдаешь, тем яснее видишь. Думаю, что 9 из 10 человек ни дня в году не имеют такого счастья, какое я испытываю почти постоянно; теперь же их участь выпала и мне.

14 сентября, воскресенье.