Читаем Дневники: 1920–1924 полностью

Наше замечательное интервью с Литтоном по поводу Ральфа состоялось в четверг. Литтон чрезвычайно ловко делал выводы, которые Ральф немедленно бы оспорил. Он готов остаться на любых условиях. Литтон предлагает ему полный контроль над бизнесом, но это связано с его категорическим отказом работать больше. Я бы скорее сказала, что не доверю серьезные книги менеджеру, который не готов бросить разведение кур, чтобы заняться ими. И потом: как долго Л. смог бы выносить ошибки Ральфа? Или постоянно обедать и пить с ним чай? А как же Уиталл? Столько всего навалилось. Когда шумиха закончится, мы поедем в Тидмарш и найдем решение. Что я думаю об успехе «Джейкоба»? Надеюсь, мы продадим 500 экземпляров, потом скорость снизится, и к июню их будет 800. Одни похвалят роман за красоту, другие – кому нужны человеческие характеры – обойдут его стороной. Единственное, о чем я волнуюсь, это рецензия в ЛПТ; едва ли она будет самой умной, но точно – самой читаемой, а я не выношу, когда люди видят, как меня публично поносят. «Westminster Gazette» будет враждебна; наверняка и «Nation» тоже[919]. Но я абсолютно серьезно заявляю: никто не испортит мне удовольствия и не поколеблет мою решимость двигаться дальше, поэтому, что бы ни случилось, какое бы волнение ни наблюдалось на поверхности, внутри я сохраню абсолютное спокойствие.


17 октября, вторник.


Поскольку я должна отмечать здесь свои успехи, то постараюсь покороче. Во-первых, письмо от Дезмонда, который, как он говорит, прочел половину и пишет: «Вы еще никогда не писали так хорошо… Я восхищен и озадачен», – или что-то в этом роде[920]. Во-вторых, звонил восторженный Банни и говорил, что это великолепно, лучше всего предыдущего, очень жизненно и значительно; заказал 36 экземпляров и сказал, что люди уже «требуют». Это не подтверждается книжными магазинами, которые посетил Ральф. Там сегодня продали меньше пятидесяти экземпляров, но остаются еще библиотеки и «Simpkin & Marshall».


29 октября, воскресенье.


Миссис Баттс[921] уехала, а моя голова совсем не варит, чтобы читать, поэтому ради собственного удовольствия напишу что-нибудь здесь. То есть я слишком измучена разговорами и озабоченностью людей, которым нравится или не нравится «Комната Джейкоба», чтобы сосредоточиться. В четверг [за день до публикации] была рецензия в ЛПТ, длинная и, как мне показалось, немного прохладная – в ней говорилось, что нельзя так прописывать персонажей, – но все равно довольно лестная. Конечно же, пришло письмо от Моргана прямо противоположного содержания – оно мне понравилось больше всего[922]. Мы продали, кажется, 650 экземпляров и заказали второе издание. Мои ощущения? Как всегда – смешанные. Я никогда не напишу книгу, которая понравится всем. На этот раз рецензенты против меня, а обычные читатели в восторге. Либо я великая писательница, либо простофиля. «Престарелая сенсуалистка» – как меня назвали в «Daily News». Газета «Pall Mall» и вовсе cчитает, что я ничтожество[923]. Полагаю, пренебрежение и насмешки продолжатся. Какая тогда судьба ждет вторую тысячу экземпляров? Пока, однако, успех гораздо больше, чем мы ожидали. Думаю, я сейчас довольна как никогда. Морган, Литтон, Банни, Вайолет, Логан, Филипп [Моррелл] – все писали мне с восторгом. Но я хочу покончить со всем этим. Я будто дышу парфюмом Мэри Баттс. Не хочу считать комплименты и сравнивать отзывы. Хочу размышлять о «Миссис Дэллоуэй». Хочу продумать эту книгу сильнее, чем все предыдущие, и сделать ее лучшей. Думаю, я бы выжала из «Джейкоба» больше, пиши я сегодня, но надо двигаться дальше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное