Дневники: 1920–1924

Сцена чаепития в пятницу, 6-го.

Дезмонд: Я не могу остаться на ужин. Нет, мне нужно вернуться к матери. Она стала совсем старой. Кэб отбросил ее на 10 ярдов [≈ 9,1 м], и, хотя кости целы, она потеряла память. Она снова и снова рассказывает одну и ту же историю. Она постоянно говорит о несчастном случае. Я отвезу ее на остров Уайт[1044].

Входит Джанет: Я была полна решимости приехать…

Вирджиния: А лес очень красивый?

Дезмонд: Все дубы обглоданы гусеницами. Да, когда стоишь под деревом, слышишь постукивание. Это жуют гусеницы. А если они объедают дерево в течение трех лет, оно погибает.

Джанет: Какой ужас! Надеюсь, с нашими дубами такого не случится.

Леонард: Что ж, Дезмонд, мы уладили нашу ссору.

В. (объясняет Джанет): Видите ли, они конкуренты. Дезмонд – редактор «New Statesman». Они переманивают друг у друга рецензентов.

Леонард: Дезмонд крадет моих.

Дезмонд: О, вся ссора надумана… Я спрошу прямо: кто у тебя на этой неделе?

Л.: Берти [Рассел] и Грейвс[1045].

Дезмонд: Фу-х, тогда все в порядке. Мой Берти выйдет на следующей неделе.

Немного сплетен о «Nation».

Дезмонд: Вы читали второй номер «Adelphi»? Вы читали Марри? «Я был жалким грешником (изображает его и бьет себя в грудь). Я лгал, я мошенничал. Я смеялся над тем, что люблю, но теперь говорю правду». Он похож на проповедника-возрожденца[1046]. В конце прошлой недели я виделся с Салливаном. Он сказал, что не согласен с Марри. Он не из тех, кто давит. Говорит, его искренность не очень заметна, если судить о нем только по этим фактам. Но якобы он искренен.

Л.: Опять «John Bull»[1047]. «Если каждый читатель приведет еще одного» – и это вдобавок к его откровениям о смерти Кэтрин.

В.: Я не против того, чтобы раскрывали душу, но обнаруживать вместо нее пустоту не люблю. Марри нечего раскрывать. И все же он торгует тем, о чем молчал.

Джанет: Боже-боже, боже-боже! Он что, говорит о смерти жены? Боже-боже!

Дезмонд: На этой неделе Мортимер «препарировал» Кэтрин[1048]. Но до сути ее он так и не добрался. Как и я.

В.: Дезмонд, я лишь хочу сказать, что, какова бы ни была причина, «Ястреб» с каждым днем становится все лучше и лучше. Никогда еще он не был так хорош. Люди постоянно говорят о «Ястребе» и о том, что читают газету ради него[1049].

Дезмонд: Да ладно тебе, Вирджиния, он и раньше был не так уж плох!

Еще сплетни между Дезмондом и Леонардом.

Джанет (мне):

17 июля, вторник.

Сейчас, во вторник 17-го, я уже и забыла, что мне сказала Джанет. Помню только жаркий день. Позвольте записать другой разговор. Но их так много. Может, попробуем тот, который состоялся у старика Биррелла прошлым вечером?

Действующие лица: Августин Биррелл; Фрэнсис и Тони Бирреллы; Л. и В.

Сцена на Элм-Парк-роуд 70 [Челси]: сначала столовая, обшитая темными панелями; позже библиотека, комната с большим садом прямо под окнами. Книги повсюду: обычные, серийные и подарочные издания. Автографы в рамочках на стенах. Один из них от Лэма. «Мэри[1050] скоро оставит меня… Она заболеет. Скажите Форстеру»[1051].

А. Биррелл: О, это ужасно.

(Это красивый неопрятный старик в синей рубашке, с седыми волосами, без галстука. Очень энергичный и мужественный, в викторианском стиле).

Я ходил слушать Диккенса[1052] в Ливерпуле (он раздавал призы). Он должен был объявить девушку по имени Уэллер; «Мисс Уэллер», – сказал он, и я уверяю вас, что все присутствующие: епископы, мэры, судьи и самые разные люди – хохотали. Ни один другой человек не смог бы добиться такого, просто упомянув одного из своих персонажей[1053]. Вы бы приняли его за актера или мореплавателя. На нем было синее пальто и великолепный галстук – выглядел он прекрасно.

В. (покорно, по-дочернему): А Теккерея вы знали?

А.Б.: Нет, никогда его не встречал.

В.: (…) Вам бы написать мемуары.

А.Б.: Боже правый, нет.

Ф.Б.: Я могу читать любые биографии – во всяком случае, пока речь о детстве.