Дневники: 1920–1924

На днях у нас ужинал Литтон – вечер удался. О, я не зря влюбилась в него 12 или 15 лет назад. Его натура – это изысканная симфония, в которой скрипки звучат так, как они звучали в тот вечер: глубоко, фантастически. Мы перескакивали с одного на другое. Он опять влюблен в Филиппа Ричи. Это причиняет ему некоторую боль; Литтон еще способен на подобные чувства, но понимает их глупость, а от этого еще больнее, и это он тоже чувствует. Когда я спросила, чем ему помочь, Литтон был тронут. Мы говорили о его творчестве – теперь я уверена, что он напишет еще одну книгу, – и о моем; о влиянии Пруста – с его подачи; потом о Мейнарде; о том, что в чем-то он отвратителен; о том, что надо было жениться на Барбаре [Багеналь]; о том, что располнел; о картине Нессы, которую он собирается купить (я хочу увидеться с Нессой прямо сейчас, а она как раз уехала в Норфолк смотреть дом; надеюсь, она не снимет его, но однажды все равно оставит Лондон и Чарльстон и будет жить с детьми до самой смерти в Норфолке и рисовать там[1271]; я останусь здесь, а Л. может уехать в Индию…). Все это не дает мне покоя с тех самых пор, как я вернулась и Л. рассказал мне за чаем в первый же день, в субботу, что его пригласили в НЛП и он очень хочет поехать, а потом еще взять неделю отпуска и побывать в Хамбантоте[1272]; все это немного задело меня. Но я сказала себе, что такой жизни у меня еще не было. Надо привыкать. Ничего пока не ясно, но я все равно побаиваюсь утренней почты, хотя и скрываю это от Л.; в любом случае, если он куда и поедет, то только после выборов в ноябре. Да, именно после них, поскольку из-за поражения правительства в деле Кэмпбелла[1273] мы теперь обречены на дозу лжи каждое утро; мальчишки в очередной раз вступили в перепалку. Будь я все еще феминисткой, я бы извлекла выгоду из этого спора. Но я плыву, как выражалась КМ; она представляла меня далеким в море кораблем. Правда, КМ всегда говорила мне ласковые слова восхищения – бедная женщина, которую я, полагаю, по-своему любила. Думаю, не следует давать нашим привязанностям громкие или даже позитивные названия. Мне вот пишет старина Жак, а еще Гвен[1274], которая хочет приехать и повидаться спустя 11 лет – отношения, возрожденные искусством письма, через всю Францию. Я скорее боюсь возрождений, отчасти из-за тщеславия: с годами толстеешь, теряешь красоту, меняешься. Неужели меня так легко смутить? К тому же потребуются усилия. Почему…

Фил Бейкер баллотируется от лейбористов[1275]. Ирен подточит ему когти и введет его в… (фрагмент реального диалога). Описывала ли я свой прогресс на пути к «вечному бессмертию» (цитирую одно из желаний Пегги Уэблинг[1276] в детстве и кратко упоминаю то, чем я занимаюсь или должна заниматься)? Я попросила у Тодд[1277] £10 за 1000 слов; она заказала 4 статьи за эту ставку; в «Harper’s Bazaar[1278]» (похоже) хотят, чтобы я написала американскую версию «Браунов и Беннетов[1279]»; а еще «Vogue» (словами Дэди) собирается всерьез взяться за миссис Вулф и рекламировать ее и т.д. и т.п. Так что в следующем году я, весьма вероятно, буду одной из тех, как говорил отец, кто войдет в узкий круг Лондонского общества – аналог «Апостолов», но куда более влиятельный. А оно еще существует? Смогу познакомиться со всеми, кто того стоит. Но я понимаю, что имел в виду отец; просто представьте себе, какое положение может занять женщина. То, которое занимают и Литтон, и Мейнард, и лорд Бальфур, но, вероятно, не Харди. Это, кстати, напомнило мне, что я навещала миссис Харди[1280], у которой вырезали опухоль; и мисс Шарлотту Мью[1281] тоже. Ничего интересного, даже похвастаться нечем. «Х. помнит твоего отца; ему не нравились люди, но твоего отца он любил и часто вспоминает его. Хотел бы узнать тебя получше». Но я не готова к таким отношениям; я всего лишь дочь, благодарная за старые комплименты в адрес своего отца. И все же я бы хотела встретиться с Харди и послушать его рассказы. Но что он может сказать? Пару слов о цветах, о доме и, возможно, о садовом кресле.

(Мне вдруг пришло в голову, что в этих тетрадях я практикуюсь в искусстве письма: делаю наброски и отрабатываю приемы. Надо признаться, что здесь я тренировалась перед «Комнатой Джейкоба» и «Миссис Дэллоуэй» и здесь же придумаю свою следующую книгу, ведь в дневнике я пишу по настроению; к тому же это весело, да и старушка В. в 1940 году найдет тут для себя что-нибудь интересное. Она найдет и поймет все – возможно, даже больше, чем я сейчас. Хватит, я устала.)

1 ноября, суббота.