Читаем Дневники: 1920–1924 полностью

Но раз уж мы рассматриваем образы, давайте взглянем на еще один, который примечателен тем, что он заполняет некоторые пробелы в нашем грубом наброске утренней Риджент-стрит. Давайте представим пылающий южноамериканский пейзаж. На переднем плане кружит птица с красивыми перьями, будто потерянная или испытывающая головокружение. В голове у нее красные дыры там, где должны быть глаза. Другая птица, привязанная к столбу, беспрестанно извивается, потому что ее пожирают красные муравьи. Обе – приманки. Дело в том, что, прежде чем «женщина детородного возраста сможет выставить напоказ символ родительства», должны быть продуманы, совершены и оплачены определенные действия. Именно в период гнездования перья птиц становятся наиболее яркими. Итак, если мы и дальше хотим создавать образы, нам стоит представить себе бесчисленные рты, открывающиеся и закрывающиеся, открывающиеся и закрывающиеся до тех пор, пока – поскольку ни один родитель не прилетит покормить их – птенцы не сгниют там, где сидят. Давайте представим раненых птиц с поврежденными ногами или крыльями, пытающихся улететь, но падающих и теряющихся на земле. Однако самое неприятное зрелище, которое мы обязаны через силу представить, – это, пожалуй, вид птицы, крепко зажатой в одной руке, пока другая рука протыкает глазные яблоки пером. Но эти руки – они мужские или женские? Сторонники «Билля о перьях» говорят, что охотники – «самые отбросы человечества». Газеты, вероятно, сообщили бы нам, участвуй в этом деле представители другого пола. Тогда мы можем справедливо предположить, что птиц убивают, морят голодом и пытают мужчины, причем не опосредованно, а своими собственными руками. «Небольшая группа спекулянтов из Ист-Энда» поддерживает эту торговлю, и они, как правило, тоже мужчины. Теперь вспомним, что птиц, как заявляет «Странник», «приходится убивать в период гнездования, чтобы женщины детородного возраста могли выставить напоказ символ родительства».

Какова же природа этого насилия? Ну люди должны зарабатывать на жизнь, получать прибыль, рожать детей. И хотя некоторые считают, будто способны контролировать свои страсти, большинство утверждает, что их надо защищать от желаний, а не осуждать за них. Другими словами, одно дело – желать женщину, но совсем другое – хотеть плюмаж из перьев цапли.

Однако есть еще целая группа честных и бескорыстных людей, которые не являются ни охотниками за перьями, ни спекулянтами, ни женщинами. Их долг и в их силах положить конец убийствам и пыткам птиц и сделать так, чтобы ни одна цапля не могла лишиться ни одного пера. Палата общин занялась этим вопросом. «Билль о перьях» направили в Постоянный комитет С. Все его 67 членов, кроме одного, были мужчинами. Целых пять раз не удавалось собрать кворум[1309] из двадцати человек. В практическом плане «Билль о перьях» мертв. Но какое до этого дело мужчинам? Смотрите сегодня утром куда хотите! Тем не менее невозможно представить, чтобы «Странник» выразился как-то так: «Их приходится убивать в период гнездования, чтобы мужчины детородного возраста могли выставить напоказ символ родительства… Но какое до этого дело мужчинам? Взгляните на Риджент-стрит сегодня утром!». Подобный выпад по поводу удочки, например, сочли бы в высшей степени сентиментальным. Но я полагаю, что и у лосося есть свои чувства.

Насколько я знаю, все вышесказанное – абсолютно правдивое утверждение, хотя и щедро сдобренное антагонизмом полов. Любопытно, однако, то, что в своем стремлении опровергнуть «Странника» – журналиста, признанного гуманистом, – я больше говорила о его несправедливости в отношении женщин, нежели о страданиях птиц. Возможно ли, что быть несправедливым к женщинам – более тяжкий грех, чем мучить птиц?

«Woman’s Leader», 23 июля, 1920.

Приложение 3: «Интеллектуальный статус женщин»

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное