Дневники: 1925–1930

Полагаю, меня прервал ужин. А сейчас я открыла дневник уже в другом настроении, дабы зафиксировать тот благословенный факт, что, хорошо это или плохо, я внесла последние правки в «Женщин и художественную литературу», или «Свою комнату». Думаю, я больше никогда не буду это читать. Хорошо получилось или плохо? Полагаю, в книге все-таки отражена нелегкая жизнь; чувствуется живая сила, напор, от которого не скрыться, хотя, как обычно, много воды, конструкция хлипкая, а голос слишком крикливый.

Уильям Пломер приезжал на выходные и уже уехал. Скованный и невнятный молодой человек, универсальная манера поведения которого подходит для любой погоды и компании; он рассказывает неплохие сухие чопорные истории, но у него безумный взгляд, который я однажды заметила у Тома и который считаю истинным показателем того, что происходит внутри. Раз или два он чуть было не вылез из своей скорлупы – например, когда мы сидели сегодня утром на камнях.

– Вряд ли вы понимаете, насколько обособленным от всех моих современников я себя чувствую.

– Боюсь, я была не очень адекватна вчера вечером (в Чарльстоне[903]).

Я извинилась за семейную вечеринку.

– Нет-нет, это было восхитительно, за исключением того, что Клайв Белл вносил дисгармонию. Что вы, кстати, думаете о Уиндеме Льюисе[904], о Джойсе?

– Не люблю брюзжание. Оно все портит. Мне нравятся 80-летние старики, такие как Мур и Йейтс, сохраняющие здравомыслие и работоспособность.

– Вот именно. В этом-то и суть, – сказал Уильям. – А вот с отцами бывает трудно. Мой ничем не интересуется. Но я сам решил уехать из Пиннера [пригород Лондона]. Мне не нравится позерство Роя Кэмпбелла[905].

Раньше он любил запускать воздушных змеев. Уильям (ему было неловко слышать обращение «мистер») заметно старается походить на других людей и хоть как-то оправдать свою жизнь среди туземцев и военных, сделавшую его таким, какой он есть. Рядом с ним Джулиан казался сущим ребенком, а Дункан – современником. Может, он познакомит нас с Баттсом[906]? Уильям – замкнутый, независимый молодой человек, полный решимости ни в коем случае не торопиться, а еще, не имея ни гроша за душой, он дал Нелли на чай 5 шиллингов. Думаю, он хорошо покажет себя, в отличие от Рэймонда и Фрэнки, – на фоне их фальшивого блеска Пломер кажется солидным.

Ну вот, писательский запал иссяк; нет сил браться за тему меланхолию – отмечу лишь, что она значительно уменьшилась, когда Несса сказала, что часто хандрила и завидовала мне, – невообразимое заявление. «Я пыталась усидеть на всех стульях сразу», – сказала она (мы были в ее спальне перед ужином). Меланхолия других людей явно поднимает настроение. А теперь, написав четыре короткие статьи, я должна заняться своей книгой и шаг за шагом погрузиться в нее целиком. Для меня это великое, быть может, революционное событие, а люди только и говорят, что о войне и политике. Мне придется тяжело, ведь все шестеренки заржавели, а тормозами я пользоваться не собираюсь. Но я считаю, что заслужила заниматься несколько месяцев только прозой. От меланхолии, уверена, не останется и следа, как только я смогу заставить свой разум двигаться вперед, а топтаться на месте.

21 августа, среда.