Дневники: 1925–1930

С февраля я время от времени мучилась головной болью, небольшой простудой и поэтому, когда чувствовала себя лучше, направляла все силы на роман, а не писала здесь. Мне не нравятся эти месяцы. Может, в следующем году нам поехать в Рим? Контроль над жизнью – вот чему нужно учиться сейчас, особенно экономическому управлению. Я постоянно проявляю осмотрительность, словно бедняк, а ведь мне уже 46 лет. Но потом я думаю о собственной смерти и беру уроки французского, ибо нечего ждать.

22 марта, четверг.

В конце «Орландо» остались пустые листы; сейчас 12:35, и я уже написала все, что хотела, а в субботу мы едем за границу.

Да, дело сделано. «Орландо» был начат 8 октября как шутка, которая, на мой вкус, теперь кажется затянутой. Думаю, роман не сможет усидеть на двух стульях, ибо он слишком длинный для шутки и слишком легкомысленный для серьезного чтива. Эти мысли я гоню прочь, мечтая лишь о зеленых полях; солнце, вине, безделье. Последние 6 недель я была скорее ведром, чем колодцем, и безропотной мишенью то для одних людей, то для других; скачущим в тире кроликом, в которого стреляют друзья. Хвала небесам, Сивилла отменила свой визит, поэтому сегодня у нас только Дэди, а завтра, если повезет, будет целый день одиночества. Но по возвращении я намерена взять под контроль эту стрельбу по кроликам. И зарабатывать деньги. Надеюсь обустроиться, и каждый месяц писать по небольшой миленькой сдержанной статье за £25, и жить без стресса, и читать то, что сама захочу. В 46 лет пора становиться скрягой и тратить время только на самое важное.

Но мне кажется, что я уже достаточно размышляла о морали и теперь должна описать людей, ведь если смотреть на них отстраненно, по долгу, а не по желанию, то разум слабеет и мысли не формируются в слова. Морган и Дезмонд приезжали на чай. Морган как никогда напоминает голубую бабочку. Пока я не заговорю с ним, он молчит. И боится любой тени. Приходит Дезмонд, круглый, словно бильярдный шар; это касается и его бурлящего, но ленивого разума; сам он сейчас так блестит и сияет, благодаря своей непринужденной жизни, что его общество поднимает мне настроение. Он описывает, анализирует, рассказывает, но настоящей беседы не получается. Все его увещевания направлены на то, чтобы заполучить статьи для журнала «Life and Letters[709]», который выходит в мае. Подобные предложения больше не льстят мне, хотя я немного расстроена, что отказалась от £120, а миссис Ван Дорен[710] все равно. Еще я немного расстроена, что не получила премию Фемина[711], ведь победу в конкурсе прочили мне и люди решат, что я обижена, а это не так; глупости.

Роджер и Хелен, Кэ и Уилл были у нас как-то вечером[712]. Роджер немного злобен и тщеславен. «Я самый читаемый критик в Англии, и все же мне негде писать». Если проанализировать, все сводится к тому, что в «Nation» ему платят только £5, даже меньше, чем Коноди[713], зато в «Burlington Magazine[714]» его статьи пользуются большей популярностью, чем тексты Макколла[715]. В тщеславии Роджера есть невинность, которая мне нравится, но я переживаю за репутацию «Блумсбери». Мне показалось, будто Кэ с Уиллом сравнивают нас и радуются, что мы не безупречны. Они сравнивают нас с политиками, а мы себя – друг с другом. Уилл лежал с закрытыми глазами, и мне его было немного жаль. Он знает мнение Роджера о его картинах и знает, что у меня мнения нет, ведь я на них не смотрю, но все равно великодушно хвалит мои книги. Мы, люди среднего возраста, уже почти не ждем похвалы друг от друга – мы довольствуемся тем, что отличаемся от других.

Дождливо-ветреная погода; в это время на следующей неделе мы уже будем в центре Франции.

Вулфы провели выходные в Монкс-хаусе, а в понедельник 26 марта пересекли Ла-Манш по маршруту Ньюхейвен – Дьепп. Они проехали через Бове, Труа, Бон, Вьен, Оранж, Экс-ан-Прованс и в воскресенье 1 апреля добрались в Кассис. Там они остановились в “Шато де Фонкрезе”, принадлежавшем полковнику Тиду, но проводили время в основном с Ванессой и ее семьей в их доме “La Bergère”. Обратный путь, начавшийся 9 апреля, привел их с остановками на ночлег в Тарасконе, Флораке, Орийаке, Гере, Блуа и Дре в Дьепп; 16 апреля после тяжелого переезда Вулфы оставили машину в Льюисе и сели на поезд в Лондон[716].

17 апреля, вторник.