Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

– Идеи, идеи! – сказала моя тетушка Ксения Николаевна, – что же тут хорошего? – А что вы, тетушка, понимаете в этих идеях? – Что понимаю? Вроде колечка, как пускают изо рта курильщики, только идеи – колечки нужные, их ловят и сажают на стерженек. Одно колечко к добру, другое к злу. У каждого человека в душе есть стерженек, и каждый сажает себе на него колечки добра и зла, сам сажает, или они сами садятся – все равно, дело в стерженьке, в том, что держит колечки, а не в одних идеях. Сами же идеи

419


все равно как дым, вот отчего я и сказала тебе «идеи, идеи, что в них хорошего?» Не в них самих дело, а в стерженьке. Есть сила держать – и самое зло обернется в добро: жизнь заставит! нет силы: и добро обертывается в зло. Понял, друг?

31 Января. Оттепель. Набросал труднейший акт сценария (Ботик) и теперь уверен в своем деле. Цель теперь в том, чтобы за Февраль сделать сценарий и сдать. Ляля поправляется. Чувствую, как всегда, себя виноватым.

Февраль

1 Февраля. Отчего это, если я серьезно рассержусь на Лялю и бываю этим подавлен, после непременно приходит раскаяние? И это всегда (правда, эти вспышки становятся все реже, и их не было, кажется, уже несколько лет). Со стороны посмотреть, кажется, зверюга какой-то в сеть попал и делает попытки вырваться, и эти рывки являются все реже и реже...

В русском народе есть бытовая ненависть к попам, бывают очень хорошие ребята (брат Николай), но попов ненавидят и смеются над ними. Теперь это явление получило через гос. власть право на бытие. Неужели это явление есть реакция на то насилие, которое было при крещении?

Когда месяц большой выходит из-под земли, то если на сучок какой-нибудь, на веточку смотреть, как она движется по месяцу, то наглядно понимаешь – не месяц это, как кажется, а земля летит со своими сучками, веточками, деревьями и со мной самим.

Очень люблю этот опыт и всегда при этом вспоминаю учителя чистописания в Елецкой гимназии Постникова Николая Евгенича. Он жил в Черной слободе в маленьком деревянном домике, а мы ездили по Черной слободе за город, где мы и жили. Ездили мы после занятий, когда Постников был уже дома и сидел у окна с большой седой бородой. После, наверно, он уже в гимназию и совсем не

420


ходил: утром ехали, вечером, в праздник, в будни – он все сидел, всегда его огромная борода была у окна.

Я вышел из четвертого класса гимназии и уехал сначала в Сибирь, потом в Ригу, потом за границей был и ездил по всему свету. Но куда бы я ни заезжал, всегда, почти каждый год возвращался домой и всегда в Черной слободе видел бороду белую во все окно. И когда я опять и опять видел эту бороду, мне, молодому бегуну, казалось, будто старики целую вечность живут. Признаюсь, я даже со страхом ждал прихода такого времени для себя: придет какое-то «прочее время живота моего», и все остановится.

Но когда старость пришла – «прочее время» ко мне не пришло. И когда я теперь на месяц смотрю, как быстро по его поверхности несется веточка нашей земли, то всегда вспоминаю бороду Николая Евгенича: не борода была вечностью, а сам я, молодой, как веточка, мчался.

2 Февраля. Пишется великолепно сценарий «Серый помещик».

Почувствовал сущность нашего социалистического строя как советский прагматизм. Через это ясно стало, в каком противоречии с нашим строем находится христианский идеализм: христианин (личность) или врач, или стахановец.

В молитве Господней «да будет воля Твоя на земле, как на небе» означает разрушение времени, пространства, при которых воля Божия не может исполняться, как на небе. В этой молитве земная жизнь представляется как «хлеб наш насущный даждь нам днесь», но не как абсолютное благо, как в прагматизме. В христианстве смерть преодолевается силой духа личности, в прагматизме личность уничтожается в торжестве коллектива (на людях и смерть красна).

Соц. прагматизм в религиозном плане есть «в начале было дело».

Материализм есть свидетельство моего доброго отношения к ближнему. И если социализм видит абсолютное

421


добро лишь как материальную реализацию отношения личности к ближнему (а что сверх того, то от лукавого), то путь наш складывается из трудовых пятилеток.

Человечество переживет социализм, когда будет достигнуто единство хозяйственного управления во всем мире и эта основа земной жизни всего человека на земле сделается второй природой.

Социализм есть установление (законы) второй природы (человеческой). Это есть человек как царь природы.

3 Февраля. Мороз. Лосев (охотник) говорит, что волки после войны стали другие: понюхали табачку на губах мертвецов и всего того, чем так страшно пахнет человек. И оказалось это не так страшно: мертвые даются без сопротивления, мертвые люди ничем не отличаются от дохлых лошадей. А после мертвых начали пробовать и живых, детей, идущих в школы. Попробовали живого мяса человеческого и стали не такими, как раньше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное