Дневники. 1946-1947

У потребителей добра есть о нем свое мнение, определяемое пригодностью добра к потреблению. Вот тут-то является ненавистник такого добра, злой разрушитель его, о ком говорят: я хочу зла, а создаю добро. (Возможно, что и антихриста дело – разрушить христианство и явить истинного Христа – «второе пришествие».)

<Приписка: Потребители добра и противники потребителей, защитники его. Человек является спорным существом, а не ищет добра или зла.>

Вчера я сказал Елагину, что пишу сценарий. – Это меня, – ответил он, – мало интересует: я знаю, что у них в главке сидят несколько болванов и не дают никому ходу. Кто пишет сценарии? Сами режиссеры и пишут под указку этих болванов. А после того, как я ему прочитал сценарий, он совсем забыл о «болванах» и восхищался и говорил о постановке, совсем забыв, что он перед тем говорил.

Выборы наши – это есть в существе своем отрицание выборов: опуская в урну имя назначенного человека, тем самым я отказываюсь от себя самого в пользу государства: нет меня, есть государство, или я и государство – это одно. Или это как ручей вливается в океан: ручей кончается в океане. Об этом состоянии и думают, когда говорят, что у нас самые свободные выборы: свобода есть сознание необходимости.

425

10 Февраля. Метель. Выборы вчерашнего дня сегодня представляются совершенным и окончательным отказом гражданина от личной правды, имевшей раньше имя свободы. Гражданин современный признает теперь волю надличную и возможность своего личного освобождения от нее только правдой труда, направленного на общее благо.

Вчера были на пьесе Островского: «Правда хорошо, а счастье лучше».

Моральный хор, заключающий комедию или драму, есть форма выхода из трагедии: там воскресение, здесь – нравственное обновление. Этот хор и есть то самое главное и самое трудное для выражения по-новому. Это и надо иметь в виду в «Сером помещике».

Добродушие. Россия больше, чем где-нибудь, набита была ленивым добром, из лености, или пренебрежения, или страха человек не принимает борьбу и отступает. По пути отступления он наполняется мечтой о любви, дружбе и других прелестях добродушия.

По природе своей человек я добродушный, но в то же время очень самолюбивый, и это самолюбие заставило меня не отступить в борьбе со злом, как делают все добродушные люди, а бороться по возможности. Вот эта необходимость борьбы при запасе добродушия и не дала мне, с одной стороны, выскочить в люди ни с чем, с другой – утонуть в ленивой мечтательности.

Приходил Федор Маркович Левин, редактор сборника, и сказал мне, что у Ленина есть такие слова (приблизительно): «Мы добыли социализм, а теперь надо понять, что с ним делать». Эти слова Ленина он применил к оценке моего писательства в том смысле, что я вышел из борьбы за идею и призываю к жизни.

Приходил редактор «Дружных ребят» Дмитрий Васильевич Ситников звать меня на 20-летие журнала. Увидев,

426

что на билете в числе приглашенных на первом месте жирным шрифтом напечатан Маршак, а я в хвосте с мелочью, решил не ходить. Как писателя не детского, а вольного, они должны бы почтить особенно, они же хамствуют. И так, зная, что мое выступление нужно только им, но не детям (детям нужны мои рассказы), я решил «наплевать». И вспомнил поговорку своего дяди: – Вам говорят: не плюй в колодец, пригодится напиться, я говорю: не пей из колодца – придется плюнуть.

В то время как Черчилль думает, что гроза повисла над Европой, я уже знаю, какая это гроза: она уже прошла над моей Европой, и я уже давно строю свою новую Европу на другом континенте.

11 Февраля. Пишу третью часть «Серого помещика». Задача – все написанное навести на Серого.

12 Февраля. Весна света (1-й яркий день).

Сильно морозно, ветерок, небо собирается открыться. Вчера приходил Пелевин по части детской энциклопедии: от меня хотят руководящей статьи о любви к природе. И вчера же пригласили быть председателем Общества охраны природы. Очевидно, «царь природы» после столь ужасной борьбы своей склоняется к милости.

Итак, мне теперь надлежит вынашивать мысль о любви к природе.

13 Февраля. Когда утром, причесываясь, смотрюсь в зеркало, то неприятно бывает, и я думаю: старею, скоро буду просто старичок, как Бахметьев. Но потом, спасаясь от общей судьбы, смотрюсь в сделанное мною кое-что <исправлено: прошлое... то что делал> и опять там нахожу себя молодым. А когда мелькает мысль, что: маловато, Михаил, ты сделал в своей жизни! – и зеркало начинает тускнеть, я смотрюсь в третье зеркало: <позднейшая приписка в авторской машинописи: в глаза моего друга, и никогда не встречаю в них сомненья> Тогда шевельнется во мне

427

радость, и я совсем юношей думаю о своей будущей работе и после того пью чай и готовлюсь к утренней работе.

Возрождение Тальникова.