Дневники. 1946-1947

– Вот, Ляля, сейчас у меня ветер в зад.

– Тьфу, тьфу, – перебила она меня, – не надо говорить.

– Глупости! буду говорить: когда мне становится хорошо, то я в таком счастье немного тупею и думаю теперь, что настоящие богатые и удачливые люди тоже чувствуют в этом состоянии отупение и помогают себе благотворительностью.

– А у меня, – ответила Ляля, – когда становится лучше, я принимаю как свою заслугу: я заслужила.

– Но если ты видишь, что другой в бедности?

– Я не тревожусь за себя и ему говорю: пойди, тоже потрудись и заслужи.

– А если он не может?

– Не может – я помогу, но только не потому, что робею своего богатства.

– Ну, а если талант у меня, вроде Шаляпина.

– Тогда и будь Шаляпиным, а он пусть тебе помогает.

Теща в очередном умирании. Привели старого священника на всякий случай, причастить. А у священника самого еще хуже, чем у Ляли. У него жена попадья лежит в параличе и в полном сознании, но только веру в Бога потеряла и все говорит, что хочет покончить с собой (семьдесят лет!). Конечно, только говорит, пугает и целый день к нему придирается и уверяет его, что Бога нет, что он и сам в него не верит и людей обманывает. Вот это крест!

Спор ученых биологов о внутривидовой конкуренции.

Те, кто утверждают видовую борьбу, тем самым находят в природе оправдание такой борьбы в капиталистическом обществе, как путь совершенствования вида «homo».

734

Наоборот, отрицающие внутривидовую борьбу, как средство подбора, тем самым уничтожают оправдание конкуренции.

Формозов оказался среди ортодоксальных дарвинистов.

2 Декабря. Ночью все текло...

Зеркало. Автор великого произведения, кажется, любит всех нас, но каждого больше, и потому каждый находит в нем свой план, и нам всем его открывает, и тем самым произведение великого художника, распространяясь во времени и пространстве, живет. Оно похоже на зеркало, в котором каждый находит отражение своего собственного смысла, который, в свою очередь, делается зеркалом самоузнавания многих. Новые люди, рождаясь и определяясь в обществе как личности, узнают свой новый смысл и привносят его обществу до тех пор, пока великое произведение не окончится в своей отражательной деятельности: зеркало мутнеет.

В природе люди, как и в художественном произведении, видят тоже себя, и это зеркало человеческого смысла только тем и отлично от художественного произведения, что необъятно велико для человека во времени и пространстве.

NB. Спор ученых о внутривидовой конкуренции в этом свете понятен: каждая группа ученых – дарвинисты, марксисты, мальтузианцы – находит в природе свой смысл и выдает его за смысл природы, в которой нет никакого смысла, кроме собственно показывать в своем зеркале смысл человека.

Глупый Нарцисс, увидев свое отражение в природе, залюбовался самим собой.

Но человек достаточно одаренный, увидев свое отражение, узнает в нем смысл всего человека и спешит поделиться этим с другими людьми, и в таком отражении другие видят свое отражение.

735

Природу надо изучить, как человека, поскольку он в ней отражен, и так это все и делают бессознательно.

И Дарвин, наблюдая в природе происхождение видов, тем самым узнавал движение и развитие самого человека.

Царь природы или смысл ее есть сам человек – творец.

Сохраняя свое прошлое, он отражается в нем и узнает себя самого. Созидая будущее...

Подготовить к юбилею своему мысль об искусстве как поведении и о поведении как борьбе за бессмертие (борьбе за первенство). Борьба за существование есть грубая форма борьбы за бессмертие («вся тварь стенает и мучится, ожидая откровения сынов человеческих»).

Моя политика. Держава (Надо). Из «Сельской учительницы» (очерк)... Ввести в «Канал» обмен Надо и Хочется между Зуйком и Марьей Моревной, «надо» Улановой и «хочется» Зуйка.

<7строк вымарано.>

И потому надо дать новое понимание свободы, демократии, выборов и всей идеологии прежней.

Итак, «Держава». Необходимое Надо подчиняется еще большей необходимости, чем само. Свобода есть отношение каждого ко всем: каждому что-нибудь хочется и он его выполняет в пределах необходимости быть как все. Свобода есть дробь, числителем которой являются все, а знаменателем каждый.

Искусство как поведение.

Между собой в окончательном истинном суде своем над поэтами мы спрашиваем, разбирая работу такого-то писателя: есть ли у него что-нибудь за душой? И это, конечно, не территориально за душой, а в смысле, как говорят: есть что-нибудь за невестой? Там понимали за невестой приданое, а за душой мы понимаем поведение.

736

Поэзия тоже как невеста и, принимая ее из рук поэта, мы спрашиваем: а что у него за душой?

Все знают отлично теперь, что за душой у Пушкина, Лермонтова, Фета, Блока, и все мы знаем тоже поэта, стоит его назвать сейчас, и все скажут в один голос: пишет очень легко и понятливо, и забавно, только у него нет ничего за душой.

Можно самому быть пьяницей и вообще с собой можно делать что только заблагорассудится, но если рядом с этим рождается поэзия, мы прощаем поэту его поведение.

Есть поведение, невозможное для поэзии, и есть поведение как путь в поэзию.