Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

NB. Человек прошел в лесу раз, два, три - и пошла в лесу тропа человеческая. А по этой тропе человеческой зайцы, куницы, птицы всякие пошли: им легче тут идти, чем по снежной целине - и пошли. Так много было в этом лесу беляков, что от человеческих следов скоро ничего не осталось. Но тот человек, вернувшись откуда-то, снова прошел по заячьей тропе, и все прежние звериные следы прижал к старым следам человеческим.

Потом скоро туман и дожди распустили ручьями весь снег в лесу и на темно-зеленом бруснично-черничном и моховом ковре осталась плотная ледяная тропа. Вокруг нее было вязко местами и топко: почти невозможно идти. Но по этой ледяной тропе можно идти легко и уверенно. Зуек и пошел по ней сначала правильно в сторону Выгозера.

85

Но вскоре куница сделала петлю, человек тоже за ней напетлял, за человеком зайцы, лисицы. Обернувшись вокруг себя, Зуек потерял направление и, думая, что идет в сторону Выга, пошел на Хиж-озеро. Пришел к озеру. Описание плавины. Дерево - то дерево осиновое. По сучьям определил север и понял, что шел в обратную сторону. И только понял, вдруг хлынул теплый дождь. Под выворотень (дырка). До вечера лил дождь и всю ночь. Утром весь лесной ледок-черепок и всю тропу... Зуек остался. Новая глава. Весенняя вода хлынула неожиданно для строителей и начались прорывы. Точное описание по своему основному сюжету, вроде интермедии.

NB. Быть может, надо создать особый познавательный план, только не такой тяжелый, как у Жюль Верна, а легкий, не затрудняющий читателя, а напротив, для отдыха его.

Позвали обедать к хозяину (Борис Абрамыч и Галина Донатовна). Когда были все вместе, то говорили, что войны, конечно, не будет. А с глазу на глаз хозяйка Ляле сказала: - Конечно, война.

Но теперь сгладилось между собой время без войны и время с войной, что как-то все равно стало: так и так пропадать, а если можно пожить хоть денек, так живи!

К философии «Надо»: есть «Надо» из прошлого, оно закрывает путь к будущему, и есть «Надо» из будущего, закрывающее путь к прошлому. Первое - в старухе-староверке, второе - в Сутулове, Сутулов таким и останется: с отрицанием своего прошлого. Анна переметывается свободно туда и сюда. Изобразить, как старуха прорвала «Надо» прошлого.

В каком-нибудь 1895 году - ровно 50 лет тому назад - где-нибудь в Ельце мы, марксисты, бились с народниками, потом очень скоро большевики с меньшевиками, а теперь во всеевропейском круге коммунисты и лейбористы - чем тоже не большевики и меньшевики. Как это родилось!

86

Мелькнула такая ясная мысль, что в нашем коммунизме, конечно, дело идет о ближнем, «пролетарий» - это другое название ближнего.

Сталин говорит, что коммунисты появляются там, где были фашисты (в Англии не было фашистов, зато и не было коммунистов).

18 Марта. Вчера было солнце сквозь облака. Утром немного морозило, в полдень подхватило. Вечером полная луна и чистейший прекрасный воздух. Хочется, чтобы весна так и побыла на этом и после сразу бы все оборвалось. Сегодня утром туман.

М.Т. Звенигородский сказал:

- Русский коммунизм вышел из личного пренебрежения властью, из анархии: в царское время русский человек всегда был личен и власть презирал. Он готов был на всякие лишения, только бы самому быть в себе и при себе.

Кулаки, мироеды, были организаторами земледельческой жизни. Народ в революцию показал, как он чтит этих организаторов. Вот эти «массы» взяты были в социализм. Партия дала этим массам начальников. Сила взялась из этой же готовности всего отдать себя, лишь бы остаться при себе. Война воскресила дремлющую личную жизнь, как удаль (удаль - другой полюс власти).

Понятно, почему сел еврей на шею русского народа, сел как администратор. Но еврей, человек племенной, он устраивается у власти родовыми группами и тут же скоро множится, ничуть не церемонясь. Это обращает внимание (что это за родовой социализм?). Возникает в новой форме еврейский вопрос (борьба с Маршаком, трагедия Поликарпова и т. п.). Еврейский вопрос обращается в русский: вопрос о признании русским человеком государства. Тут идет борьба оседлых людей с кочевниками за власть. Еврей - это кочующий администратор (сегодня у Литературного фонда, завтра организует клейку фарфора...).

87

Моя книга о Надо включает и вопрос формирования власти в разноплеменном анархическом обществе. (Партия - очаг власти, власть - как необходимость.)

Наше время: кочующий администратор должен смениться оседлым.

«Поречье» требует поведения: 1) Брать для себя что нужно, но не одолжаться, не входить в зависимость. 2) Наблюдения маскировать охотой: я - охотник, значит, дурак.

Кочующий администратор на строительстве канала (Берман, Коган, Фирин и др.), сами были в плену и, выбиваясь из плена через троцкизм, все погибли в этих бегах. (Кочуют всегда с семьями: взять цыган, а евреи тоже цыгане - абсолютно те же и только пейзаж другой.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное