Скрипач Веременко Леонид Петрович (Зал Чайковского). Он сказал мне:
- Как прекрасно вы пишете о природе. Да! Природа - это все!
- Нет, - говорю я, - это не все.
- Ну, вот еще. Вы целиком во власти природы.
- Как так целиком? Вот, к примеру, возьмешься искать в лесу к Новому году правильную елочку. Сколько проищешь, а все-таки такой правильной, какой хочется, не найдешь: хоть один сучок, да не тот. Но это ничего: длинен сучок, я подрежу, короток - надставлю, подвяжу, нет сучка - просверлю дырочку в стволе, вставлю свой и будет правильная елочка. А вы говорите, я весь в природе! Вернее будет сказать - вся природа во мне самом: природа совершенная, прекрасная, и я в обыкновенной смешанной природе только выбираю мало-мальски подходящие
образцы. Я их показываю, и все узнают по ним свою собственную, дремлющую в себе природу и радуются, открывая ее в себе.
Леса обширные, но порослевые, худосочные, елки-березки, как всюду. Но отдыхающие люди восхищаются: такое чудесное место, нигде нет прекрасней, березки, как в сказке (иногда говорят: заря такая прекрасная, как на картине). Так очевидно, что усталые измученные люди творят из этой бедной природы свою, что та, желанная природа живет в них самих (в сказке или картине), но они в себе ее видеть не могут и в обыкновенной природе узнают ее, как в зеркале.
Вчера подали записку, я понял, что от Ляли о доме. Прежде чем раскрывать письмо, подумал, что лучше, купила она дом или нет? И, подумав, ответил: хорошо, если не купит, но если купит, то лучше. В записке было: «Дача куплена - ура!». И я очень обрадовался. А что хлопот будет - так ведь есть из-за чего и похлопотать, это не Пушкино.
Директор сказал, чтобы я не думал о сроках моего пребывания в доме отдыха и намекнул на рекламный характер моего присутствия в доме (это неглупо).
Очень мне везет в этом доме и от этого возникла в душе доброта: как, бывало, злился я на этих отдыхающих «потребителей природы», а теперь и они хороши. Это потому, что я «первый в деревне», и никто не оспаривает моего первенства. В самом деле, я как будто создан для дома отдыха: природа меня вылечила от душевной болезни - я ведь тут все прошел, и зато нигде так не принимаются радостно мои писания, как в санаториях.
Вчера собрался ехать с директором в Москву, но день такой (сегодня вальдшнеп пойдет, откроется березовый сок, запоет певчий дрозд) - жалко. Поеду завтра по ж. д.
Беседую, как всегда, с людьми обыкновенными, о чем думаю сам для своей работы, и ясно вижу, что жизнь движется в направлении дифференциации: взять врача, который был по необходимости войны хирургом: теперь врачи расходятся по специальностям. Взять эти бесчисленные заводики («Металлист»), изготовлявшие снаряды. Теперь они делают кастрюли, электропечки и т. п. Начинается с этого. Мне теперь стал ясен мой путь в прошлом, причины торможения моего творчества, не вовремя я акцентировал на этом своем «сам человек» (личность), и особенно это было в «Фацелии». Так странно думать - не глупее же я Фадеева или Федина, но почему же все вовремя понимают, я же бьюсь головой в стену. Фадееву просто завидую во всех отношениях, кроме таланта, и своего глупого коня, влекущего меня в неведомое, не променяю никогда на электровоз.
Утром до завтрака осматривал дачу и после завтрака осматривал с Михаилом Ивановичем (управляющим дома отдыха).
(План дунинского дома.)
Вечером пришел прораб Петухов Георгий Александрович и я в третий раз с ним осматривал дачу. Он взялся сделать мне смету ко вторнику. Хорошо, если он сделает тысяч на 30.
Из Москвы Ляля телеграфирует о том, чтобы я ехал и приготовился пробыть в Москве несколько дней. Так вот
ждал, ждал и когда дождался - бросай! И как-то ничего: как будто вечно ждать и вечно бросать желанное может в привычку войти.
Еду в Москву. Думаю, что покупка дачи во всех отношениях удачное дело, очень удачное решение всех трудных вопросов в нашей семье и моих писательских. Это как будто судьба и счастье.
В вагоне по пути в Москву смотрел на непрерывный мелкий окладной дождь. С виду совершенно осенний дождь, а внутри как вспомнишь, весь льется на жизнь, на рост, на песню.