Дневники. 1946-1947

28 Августа. Небо опять серое, ровно матовое, как все эти дни. Под этим небом, сосредотачиваясь, собираешься сам в отношении людей в такое же холодное серо-равнодушное существо и чувствуешь, что есть такие люди, так они живут в расчете, свободно от приязни и неприязни. Да так оно и быть должно: раз небо такое, то и люди, значит, такие есть. В человеке еще бывает такое, чего нет в природе, но в природе никогда не бывает и не может быть такого, чего нет в человеке.

Вчера пробовал читать Ляле свою работу, но недоделанные вещи трудно читать даже другу. Но в общем я

257

познакомил ее с моей работой, она понимает, как много стянуто у меня в единое материалов. Мы так решили, что к весне я работу должен кончить непременно. До 1-го апреля - 7 месяцев = 35 тыс., которые можно достать. Решено.

Жулька, моя молодая, мраморного цвета английский сеттер, носится как угорелая за птичками, за бабочками, даже за крупными мухами до тех пор, пока горячее дыхание не выбросит из ее пасти язык. Но и это ее не останавливает. Вот нынче была с ней у всех на виду такая история. Желтая бабочка капустница привлекла ее внимание, она бросилась за ней, подпрыгнула и промахнулась. Бабочка замотыляла дальше, Жулька за ней - и хап! Бабочка - хоть бы что, летит, мотыляет, как будто смеется.

Хап! - нет. Хап, хап! - нет и нет.

Хап, хап, хап! и бабочки в воздухе нет.

Тогда среди наших детей началось волнение. - Ах, ах, - только и слышалось. Бабочки нет в воздухе, капустница исчезла, сама Жулька стоит неподвижная, как восковая, повертывая голову то вверх, то вниз, то вбок.

В это время горячие пары стали нажимать внутри Жулькиной пасти, у собак ведь нет потовых желез. Пасть открылась, язык вывалился, пар вырвался и вместе с паром вылетела бабочка и, как будто совсем ничего с ней не было, замотыляла себе по-над лугом.

До того измаялась с этой бабочкой Жулька, до того, наверно, ей трудно было сдерживать дыханье с бабочкой во рту, что теперь, увидев бабочку, вдруг сдалась. Вывалив язык, длинный, розовый, она стояла, хахала и глядела на летающую бабочку узенькими и глупыми глазами.

Дети приставали к нам с вопросом: - Ну, почему же это нет у собак потовых желез?

И другие им отвечали: - Если бы у них были железы и не надо было бы им хахать, так они бы всех бабочек переловили.

День прошел без дождя. Временами даже и солнце показывалось. Ездил на болото - все желтое и ни одного бекасика. Завтра утром на профилактику.

258

«Серапионовым братьям» совсем не повезло: Зощенку публично высекли. Всеволод Иванов провалился с Берлином. Федин судаком ходит. Расправа с ними (Зощенко) безобразная, но не больше как если бы при атаке в кого-то пуля попала и он на ходу кувыркнулся. Нам смотреть на это некогда: надо бежать вперед самому, не глядя на товарищей.

Есть, однако, при этом неприятное чувство, похожее на неприязнь к убогим людям, когда они попадаются под ноги и мешают бежать. Так и тут подумываешь о «Серапионовых братьях»: а что в них было хорошего? Ведь сила-то их была групповая: держались вместе, выставляли себя. А вот пришел развал, и нечего вспомнить. Но Ахматову истинно жалко... И все из-за группы - сглупила старуха.

Сегодня мне от работы моей пахнуло верой. - Почему бы, -подумал я, - не писать для себя, как будто я в самом деле открываю новые берега сознания...

29 Августа. Ранним утром было солнышко, потом солнце вышло в светлую сеточку из белого и голубого, дальше ячейки бело-голубого стали смыкаться...

Чем убийственна теща - это что она беспрерывно болтает глупости, имея претензию завязать умный разговор, при этом она всегда наготове броситься в атаку за свое высказывание, а ты с «больной» не имеешь права и спорить. При этом Ляля всегда двойная: одно лицо, милосердное, обращено к матери, другое, умоляющее, - ко мне. Чувствую, что эта теща уморит нас или, во всяком случае, меня. А из-за спины этой умирающей тещи показываются две другие: одна -Людмила - еще похуже, другая - Мария, говорят, получше. На Лялю нет никакой надежды, знаю, что в крайнем случае она предпочтет мать, выбирая между «больною» и здоровым. Себя же чувствую бессильным, потому что мало-помалу Ляля делается мне совсем необходимой (для духа). Вот кажется, все мечты, все силы, все средства положил, чтобы устроиться отдельно в Дунине,

259

но теперь, дай Бог, чтобы одна только теща жила там, а не сделалось из одной три. При таком направлении жизни я попаду под конец в старушечью богадельню.

Но... мне нужно написать мою вещь, я напишу и спасу всех старух и сам от них вырвусь. Может быть, тут дело даже и не в теще, и не в тетках, а в каком-то старушечьем христианстве, от которого душу воротит.

Но только при глубоком очищающем душу воздухе чувствуешь все малодушие и ничтожество страха перед богадельней. Михаил! Ты же богатырь, встань, встряхнись, оглянись кругом, ну что за пустяки эти старухи. Делай свою вещь, как дело веры, а ты выдумываешь на кого бы сослаться - на старух!