Дневники. 1984

23 ноября, четверг. В среду приехал С.П. из своего круиза. Поездка,кажется, была неудач­ной — переводчикам — круиз убыточный — не заплатили, и они еле-еле выле­тели на чартерном рейсе из Стамбула.

Утром занимался с Сарой Смит. Днем Минералов принес известие, что накануне состоялась кафедра, где Дмитренко говорил о нелигитимном Уче­ном совете и нелигитимном ректоре. Переждем.

Днем состоялся «дневник» албанской литературы. Его прекрасно организовали приехавшие в институт супруги Шепло. Эти вечера надо устраивать чаще: здесь лицо института.

27 ноября. Написал вводку к «Бертолетовой соли» С.П. План изменился, и я сделал комментарий о состоянии литературы. Читаю список «Н.Г.» на премии. Все интересно, но прорыва по-прежнему нет. Даже интереснейший Юрий Козлов соскочил в «Ночной охоте» на модный триллер.

Вчера был у меня Вл.Павлович. Предложил ему мир. Он его, по-бабьи капризничая, отверг. Отношение к нему теперь у меня брезгливое.

Вечером был у Вульфа. Очень интересно рассказывал о знаменитом чемо­дане с письмами Степановой. Особенно о романе П.Маркова и ...

29 ноября, среда. Утром в 10.30 началось собрание Российского авторского общества. Командует (по существу) всем этим по­жилой армянин Тер-Григорян. Так и видятся за этой фигурой ее совет­ские чиновные подвиги,  «знаменитый армянский лисий ум», в котором нет ничего возвышенного, и одна хитрость и куча родственничков, детей, внуков, которые все должны быть накормлены, напоены, выучены за грани­цей за счет этого самого общества и его авторов. По анонимному, в списках, голосованию я получил 1973 голоса из 2458, значит, 470 человек меня вычеркнули: или я не из их клана, или не знают. Выбрали председателем Андрея Эшпая при вице-президенте Горине. Занятна была Ирэна Андреева, нашедшая после верховных со­ветов иную плоскость активности. Микаэл Таривердиев, во что бы то ни стало желающий, чтобы его выбрали вице-председателем. Все это довольно смешно..

После двух занимался в институте делами, а в 18 у меня начался мой ав­торский вечер в Некрасовской библиотеке стараниями Андрея Михайловича Стахевича. Я, как всегда, над всем этим не работал, ни прессой, ни те­левидением не занимался. Речь моя была традиционной с упором на био­графию и «признание». «Опубликован» плагиат Гребнева по «Времени жела­ний». А чего, собственно, скрывать?

Вечером, в 20.30 у меня в кабинете начали заседание по анти-букеру. Это попытка выявить действительно что-то интересное и не связанное с кланами, тенденциями в литературе. Я удивился, как легко и опреде­ленно, кидая листочки с баллами (1-е место — 5, 2-е — 3, 3-е — 1) мы быстро получили результат — Алексей Варламов «Рождение». Прекрасная молодая вещь, в которой главное для меня идея и путь прихода к Богу.

Все это будет держаться в тайне до понедельника, надо немнож­ко на­пакостить Букериаде.

Закончили наше собрание около 12 ночи. Присутствовали Ефим Лямперт, Игорь Зотов, Олег Давыдов, Виктория Шохина, в Ленинград звонили Золотаревскому и... Ефим, конечно, немножко тянул энергичную линию — Гандлевского и Сорокина.

30 ноября, четверг. Самое знаменательное — это звонок из «Юности»: С.П. присудили премию Катаева за его «Бульон». Меня это восхитило, ибо я с этим согласен. Занятно, что оттеснили учеников Орлова, которыми «Юность» заполнена.

Вечером состоялся Ученый совет с голосованием о том, что заведовать кафедрой может только штатный сотрудник. Похоже, что это акт против Е.Лебедева, он штатный сотрудник ИМЛИ, у Кузнецова.

Утверждали программу лит-ры XX века на кафедре В.П.Смирнова. Он от­ветил мне тем, что выбросили меня из учебных программ, где я стоял раньше. Это после того, как я вошел в школьную программу и Словарь Казака. Повторяюсь с чувством брезгливости.

1 декабря, пятница. Вечером был у Модестова. Квартира — книжный шкаф. Долго говорили о студентах-албанцах, о переводе. Дома Долли съела мои тапочки, привезен­ные из Багдада.

4 декабря, понедельник. Праздник Введения Богородицы во храм. В эти дни состоялся 3-й всемир­ный русский народный собор. Именно поэтому его участников пригласили на литургию с участием Патриарха в Кремле, в Успенский собор. Наверное, это один из значительных дней в моей жизни.

Бог дал мне на это время зрение, и я во время литургии разглядел и имена святых и их лица, и их одежду. Поразила и сама композиция живо­писи собора, законченность и вписываемость фресок, иконостаса, икон.

Я мало кого видел по сторонам, хотя стоял рядом с Крупиным и Бело­вым.

Я принимал причастие. Я не очень понял, в чем конкретность действия, но понял сердцем.

Все было очень близко: Патриарх, прислуживающие ему иерархи, даже его охрана.

После литургии я исповедовался и причастился из рук Патриарха.

А чего мне, собственно, было бояться исповеди? Я не лгу, не стяжаю. Я только умничаю и сомневаюсь. Под тканью, которой меня покрыл священ­ник, я сказал все.