Дневники. 1984

Около пяти ко мне в кабинет — я вернулся на работу, потому что в 19.15 на Таганке было вручение «Антибукера» и, с одной стороны, мне надо было пару часов где-то перекантоваться, а, с другой, я во что бы то ни стало хотел к своему черному костюму первый раз в жизни на­деть рубашку со стоячим воротничком и черную бабочку; прихоть и про­тест какого-нибудь пародиста Иванова, который отсвечивает, изображая из себя джентльмена и являясь злодеем, — итого около 17 ко мне явился Илья Кириллов и долго нудил, требуя за один день акаде­мическую справку. «Я бы стал на колени перед Кельнским собором и целовал землю». Я пытался объяснить ему, что он бросает под колеса свою судьбу и может быть готовым только на роль «мальчика на автозаправке». «Илья, вы понимаете, что без меня вы никогда бы в Германию первый раз не уехали». «Только это и останавливает меня написать о вас, а заказы были и их готовы уже были оплатить долларами»» Не знаю, подействовали ли на него мои резоны, но в субботу он позвонил и изви­нился за тон и т.д. Главное, не дать гневу себя увлечь!

В девятнадцать часов я вносил свою бабочку и черный пиджак в «Московский коммерческий клуб» в ресторан «Слобода» на Большой Коммунисти­ческой возле Таганской площади. О всей этой истории достаточно подробно писала «Независимая газета» — вручение «Антибукера». В своей речи, ко­торая у меня была в кармане, я говорил, почему я ввязался в эту кутерь­му. Отдельные фразы были адресованы В.Третьякову, который в интервью накануне допустил некоторые пассажи об участим Литинститута в этом со­бытии. Речь эту я не произнес, решив не читать, а в пределах написанно­го импровизировать (речь где-то в бумагах, и ее я не переписывал).

Церемонию начал В.Третьяков, следующим был я. Виталий отклонился от главной причины — мы все недовольны коррумпированным «Букером». Все это наверное будет в «Независимой». В своем выступлении я подчеркнул эту мысль.

Занятны были встречи с Аллой Марченко. Она посмотрела на меня, как на льва, который бросается на овечку. Я сказал: «Алла, мы сражаемся с идеями, а не с людьми?» Аналогичная встреча произошла и с Натальей Ива­новой, именно о ней говорил Булгаков «со скошенными к носу от постоянного вранья глазами». Но в жизни она все же мила.

Еда была изысканная, но маловато. Было ли мое любимое мороженое и пюре — не дождался: валился с ног, устал.

22 декабря, пятница. Вручение призов по конкурсу «Умное сердце» (А.Платонов) «Московского железнодорожника». Обычная операция патриотов: наградили своих — Распутин, Белов, Крупин и Сережа Сибирцев. Тем не менее, люди были свои, все по-русски сидели, еда была вкусная, сытная и ее было достаточно.

27 декабря 95. вторник. Похоронили Валерия. Это было ритуальном зале при Боткинской больнице, где мы хоронили Ю.Томашевского. Собралось человек семьдесят. В этой смерти и похоронах все трагично. Гроб не открывали. Трагичной оказалась судьба наследства. Я представляю, что эти книги и уже ничего не стоящую мебель вывезут родные в Киев, но именно эти книги нужны только специа­листу и купит их только специалист. Квартира уйдет так называемой доч­ке, которая, кажется, еще и не знает, что умер отец. Валерий тогда ра­ботал в ЦК и не хотел доводить до суда дело о мнимом отцовстве, удоче­рив приплод одной певицы из театра Оперетты.

На панихиде говорил я и Капишин. Валера, действительно, был замеча­тельным человеком, высоко несшим знамя дружбы. Если я действительно совершенствую себя уже в моем преклонном возрасте, то раздел «дружба» идет по Валере. Поминки были в Доме Актера. Все говорили, прощаясь со своей молодостью и совсем не радуясь, что жизнь дала им еще кусок баловства. Было много старых знакомых: В.К. Егоров, Казбек. Огромный и уже совсем взрослый Артем — племянник Валеры. Пятьдесят четыре года. Воистину, все точные формулы уже захватили поэты «Милый мой, ты у ме­ня в груди».

Все время думаю о прошедших выборах. Власти, проиграв их, затевают что-то новенькое.

Читаю Дженнифер Джонстон — мать моей учительницы Сары. Почти муж­ской роман, который мог бы написать и я.

28 декабря, среда. Вручили значок «Почетный работник высшего образования России». Це­ремония происходила в Комитете. В старости все эти желанные радости (20% прибавки к зарплате) уже не имеют прежнего значения. Днем на­писал страницу представления для Изюмова. Они хотят наградить меня какой-то премией и попросили самого написать «за что». Мой фрагмент должен войти в статью Изюмова — под статью я и написал, обозвав себя русским националистом.

B.C. страдает и ездит на диализ. Сейчас у нее идея-фикс — поехать на фестиваль в Берлин — не выпасть из тележки. Ее воля к жизни меня потрясает, я бы сдался. Смерть ходит над христианами, и они ее любят.

Вечером был в библиотеке у Стахевича, а потом долго говорил с С.П. Это был редкий случай его откровенности. Сердце за него болит.

Вчера вечером побил собаку, всю ночь до утра думал об этом, запом­нила ли она зло. Переживал. Дал себе слово — больше не буду.