Дневники

Читал «Весы» со всеми этими Кречетовыми, Садовскими и т. д. Дрянь и пошлость невозможная. Геккер, Зак, Балабан в «Одесских Новостях» и те лучше. Быть «декадентом» можно только при первоклассном таланте; для людей маленьких — это позор и унижение.

Читаю «King Richard III»1, — вот оттуда хороший эпиграф:

Gloster

How hath your lordship brook’d imprisonment?

Hastings

With patience, noble lord, as prisoners must: But I shall live, my lord, to give them thanks, That were the cause of my imprisonment2.

июня. Получил 10 р. авансу за «думскую» статью*. Сегодня нездоров. Пера в руке не держал.

Задумал статью о Самоцели. Люди симметричной души. Великая тавтология жизни: любовь для любви. Искусство для искусства. Жизнь для жизни. Бытие для бытия.

Нужно это только заново перечувствовать, а я только вспоминаю то, что когда-то чувствовал.

2

Перевожу Rossetti «Sudden Light»3.

«Король Ричард III».

Глостер

Как ваша милость вынесла темницу?

Хестингс Как должно узнику, милорд, — С терпеньем; но буду жить, чтоб отблагодарить Тех, кто причиной были заключенья.

(Действие I, акт 1. Перевод Анны Радловой) Россетти «Внезапный просвет» (англ.).

1906 8 июня. Получил сегодня письмо от Ремизова.

Странный человек. Он воспринимает очень много впечатлений, но душа у него, как закопченное стекло, пропускает их ужасно мало. И все это скупо, скудно, мучительно трудно. Вольного воздуха нет ни в чем, что он делает. Вот только что получил от него письмо. Все вымученно, все старательно. [Вклеено письмо. — Е. Ч.]:

Многоуважаемый Корней Иванович!

Вот Вам человек для «Плена».

Кланяюсь Марье Борисовне.

Ремизов

Вот что я решил: каждый день переводить (прозой) по сонету из Россетти.

Сонет — это памятник минуте, — памятник мертвому, бессмертному часу, созданный вечностью души. Блюди, чтобы он не кичился своим тяжелым совершенством, — создан ли он для очистительной молитвы или для грозных знамений. Отчекань его из слоновой кости или из черного дерева, — да будет он подобен дню или ночи. И пусть увидит время его украшенный цветами шлем — блестящим и в жемчугах. Сонет — монета. Ее лицо — душа. А на обороте сказано, кому она служит воздаянием: служит ли она царственной податью, которой требует жизнь, или данью при высоком дворе любви. Или среди подземных ветров, в темных верфях он служит, он кладется в руки Харона как пошлина смерти1.

Прекрасно! Я начал хромыми стихами:

О памятник мгновения — сонет, — Умершего бессмертного мгновенья.

Исправил вторую строфу Rossetti:

ВНЕЗАПНЫЙ ПРОСВЕТ

Я был уже здесь когда-то.

Когда — отгадать не могу.

Помню эту сладость аромата,

Эту травку вдоль речного ската,

Эти звуки, эти вздохи, и огни на берегу.

Ты когда-то была моею, Не помню, не знаю, когда.

1 Весь абзац – подстрочный перевод сонета Россетти.

130

Ласточка блеснула — и за нею,

Ей вослед ты изогнула шею,

И тебя узнал я тотчас, да, я знал тебя всегда!

A NEW YEAR’S BURDEN1

Гуляет ветер над полями, Над нашим радостным путем. Из песен, прежде петых нами, Какую ныне мы споем?

Только не эту, моя дорогая, о нет. (2 р.) Были с нами они когда-то, Но часам заката неведом рассвет.

Тумана бледного туманней Вдали аллея. Новый год Из солнца кровь, алея, пьет. О, из былых твоих лобзаний Какое ныне расцветет?

Сплелися ветви над очами И небеса среди сетей. О чем, о чем под небесами Забыть мы рады меж теней?

Не наше рожденье, о нет,

Не нашу кончину, о нет!

Но нашу любовь, что уж боле не наша.

9 июня. Должен перевести свой очередной сонет. Но не перевел, а поехал к Луговым.

18 июня. Сегодня ездил к Юлии Безродной — в Финляндию. Был у Финского залива. В поезде обратно с Н. Н. Виноградовым. Там же член Думы Ледницкий. Там же девочка лет 16. Хорошенькая, блондинка — изящная. И финляндцы — кондуктора, которые высаживали пьяного. У Безродной — домик — точно декорация Художественного театра. А когда вышел ее хозяин, я подумал: как хорошо он загримирован. Они угощали усердно — но не радушно. Слонимски-венгеровский тон дешево насмешливого резонерства — свойствен и им: насмешливостью (как тоном) они прикрывают свое бессилье: это, как щит у дикаря. Но мне это все равно. Лишь бы иметь возможность вести этот дневник в Англии.

Заинтересовал меня Чаттертон. Вот что пишет о нем Rossetti: «С шекспировской зрелостью в диком сердце мальчишки; сомне-

Новогоднее бремя (англ.).

1906 нием Гамлета близко соединенный с Шекспиром и

родной Мильтону гордыней Сатаны, — он склонился только у дверей Смерти — и ждал стрелы. И к новому бесценному цветнику английского искусства — даже к этому алтарю, который Время уже сделало божественным, к невысказанному сердцу, которое противоборствовало с ним, — он направил ужасное острие и сорвал печати жизни. Five English Poets. Sonnet First»1.

Кажется, у Китса есть о нем нечто подобное. Теперь ночь, но все же хочется справиться.