Дневники

Отдохнуть не удалось: пришли вслед за этим Каверины. Ему без объяснения причин вернули 2-ое издание его книги «Ecrire est difficile»*. Лесючевский не ответил ему, он написал письмо Ме- лентьеву. Очень взбудоражен тем, что его письмо к Федину передается по зарубежному радио*. Я сказал ему: «Чего вам волноваться? У вас своя дача и деньги в банке». В самом деле страдают Львы Копелевы.

Суббота 1. Июнь. Ясиновская молола эротический вздор, потом панический вздор и сообщила, что «Библия для детей» уже вся отпечатана, но не сегодня завтра пойдет под нож. Привезла контрабандой Библию.

Понедельник 3. Июнь. Красили библиотеку, которую обе Васильевны с божьей помощью превратили в свинарник. Кларочка работала над украшением этого Мертвого дома.

Недаром я чувствовал такой удушливый трепет с 1968

утра. Сегодня прочитал клеветнический выпад со стороны бандитов в «Огоньке» по поводу Маяковского*. Выпад не очень обеспокоил меня. Но я боюсь, что это начало той планомерной кампании, какую начали эти бандиты против меня в отместку за мою дружбу с Солженицыным, за «подписанство», за [не- дописано. — Е. Ч.]

Среда 5. Июнь. Была у меня Мария Вениаминовна Юдина. Принесла мне религиозные брошюры и журналы с портретами епископов и архиереев. Очень жалела, что у меня нет пианино: хотела сыграть мне Мусоргского. Из вежливости я скрыл от нее, что я не верю в Бога и ничего не смыслю в музыке.

Четверг 6. Июнь.

ЧТО ВСПОМНИЛОСЬ

Михаил Леонидович Лозинский. Друг Гумилева и Ахматовой. Мой товарищ по «Всемирной Литературе». Имел брата Григория Лозинского, специалиста по португальской литературе. Оба были потрясающе вежливы. Их вежливость была внешним выражением их доброты.

Как-то шел я с Мих. Леонидовичем по Каменноостровскому. Говорили о том, как мы голодны.

У меня дома были голодные дети и у него. Вдруг пролетела над нами ворона — и прямо к нашим ногам уронила большое кольцо «польской» колбасы. Мы подняли это кольцо — и Мих. Леон. стал уверять, что все это кольцо должно принадлежать мне, так как оно упало ближе ко мне, чем к нему. Насилу мне удалось убедить его, что кольцо нужно разделить пополам.

В своей книге «Высокое искусство» я выбранил его переводы «Гамлета» и «Тартюфа». Тем не менее он прислал мне однажды — ко дню моего рождения буквально любовное письмо, полное дружеской нежности.

Задолго до этого мы оба отдыхали в Кисловодске. У Лозинского кончился срок, и ему нужно было уезжать в Ленинград. В то время поезда отходили от Кисловодска ночью. На вокзале была полутьма. Лозинский, войдя в вокзал, тотчас же дал носильщику пять рублей. Носильщик тотчас же кинул его чемодан и стал обслуживать другого пассажира. К каждому вагону была очередь. Лозинский стал в очередь, но, оглянувшись, увидел, что сзади женщина, приподнял шляпу и уступил ей место. Сзади была еще

1968 одна женщина — он отошел еще дальше в тыл. Я

удержал его от дальнейших любезностей. Когда он приблизился к вагону, вагон был битком набит.

Я втолкнул его туда, вместе с его чемоданами, и вдруг увидел на перроне забытую им корзинку. Я сунул ее в окошко, когда вагон уже двинулся. На следующий день я получил от него открытку со станции «Минеральные воды»:

Не попрощавшись с вами на ночь, Я ни за что бы не заснул, Спасибо вам, Корней Иваныч, За всунутый в окно баул.

И т. д.

*

Воскресенье 9. Июнь. Были: корреспондент Шапиро с женой, проф. Вейл с гитарой. Зоя Богуславская, Андрей Вознесенский, Таня, Марина, какой-то неизвестный, очень приятный человек средних лет, приведенный Вознесенским.

Словом, лето в разгаре. Так как я (благодаря самоотверженному чтению Марины, — вечером в субботу она стала до одурения читать мне Стивенсона) спал впервые без снотворных, выносливость моя была выше норм, я мог выслушать пять стихотворений Андрея Вознесенского: «Пляж», «Значки», «Роща», «Восток и Запад». Читал он стихи восхитительно, с десятками тонких оттенков. Еще был Мирон Петровский — сообщил, что его книгу о дет- литературе, печатавшуюся в «Просвещении», уничтожили. Рассыпали готовый набор.

Понедельник 10. Июнь. Спасибо Марине — вчера усыпила меня. Весь день ничего не делал: Таня читала мне свой превосходный перевод Мередита; помогал ей править его. Вновь в тысячный раз читаю Чехова.

Нужно написать о гнусной затее Н. Ф. Бельчикова редактировать ранние произведения Чехова «в хронологическом порядке». И почему это Чехова непременно редактируют прохвосты. Первое Полное собрание сочинений редактировал сталинский мерзавец Еголин. Это стоит вагона с устрицами! О Чехове мне пришло в голову написать главу о том, как он, начав рассказ или пьесу минусом, кончал ее плюсом. Не умею сформулировать эту мысль, но вот пример: водевиль «Медведь» — начинается ненавистью, дуэлью, а кончается поцелуем и свадьбой. Для того, чтобы сделать постепенно переход из минуса в плюс, нужна виртуозность диалога. См., напр., «Дорогую собаку». Продает собаку, потом готов приплатить, чтоб ее увезли.

Среда 12. Июнь. Был Зильберштейн, человек 1968