Дневники

6 июня. Получил от Веры Степановны Арнольд большое письмо: очень одобряет мои воспоминания о ее брате Житкове. Я боялся, что они ей не понравятся. Сестры великих людей так привередливы. В своих воспоминаниях о Маяковском я пишу,

3 июля. Вчера заседание Короленковского комитета. Председатель — Фед. Вас. Гладков. Его стиль — эмоциональные возгласы, преувеличенные тревоги, патетические жесты. Для чествования Короленко не удается достать Колонный зал, — он возмущается, негодует, бурлит. Кажется, Козловский (певец) в это время не будет в Москве. Гладков возмущается, негодует, бурлит. За участие оркестра и хора нужно уплатить 12 тысяч рублей. Гладков возмущается, негодует, бурлит. Это бурление было особенно эффектно на фоне равнодушного молчания всех остальных: Ек. Павловны Пешковой, Е. В. Тарле, Б. П. Козьмина, И. А. Новикова, И. С. Козловского (пришедшего позже).

Корплю над текстологией.

5 января. Вчера М. Б. сказала мне ошеломляющую новость — воистину праздничную: Збарский освобожден!!! Его жена — тоже. У меня руки задрожали от счастья. Не было дня, чтобы я не вспоминал с болью об этой милой семье — о Леве, о Вите, которым я был бессилен помочь. Меня мучило чувство вины перед ними; в самые трудные (для них) месяцы я лежал больной, был вне жизни, а потом был уже ненадобен им. Но я помню все доброе, что они сделали мне, и Бор. Ильич и Евг. Борисовна, и невозможность помочь им тяготила меня, как страдание.

Франц Францевич болен. Мы без него как без рук. Третьего дня мне нужно было в город до зарезу: корректура для «Огонька» и для «Нового Мира». Я в отчаянии пошел к Федину, вдруг останавливается «Зим», оттуда в серой шапке выходит красивый, поздоровевший Конст. Симонов: «Садитесь, Корн. Ив.», — подвез меня к моей даче, ждал, покуда я уложу мой портфель, — и по дороге читал мне свои стихи — «Новый год» из своей будущей книги «Друзья и враги». Приехал из Сухуми на один день повидаться с Серовой и сегодня же едет в Кисловодск. Говорил, как он рад, что освободился от «Литгазеты».

Был я в «Новом Мире». Дементьев сообщил мне, что он в восторге от Лидиной статьи про детскую литературу, и просил у нее такую же для «Нового Мира».

9 декабря. Вьюга. Сейчас был Леонов. Только что прилетел из Лондона. Общее его впечатление: англичане рады бы с нами, да боятся и, разговаривая с нами, глядят нам не только в зрачки, но и туда — за зрачки. (Он показал, как.) Был он с художником Шмариновым. Говорит: это нудный, скупой, тусклый человечек. Видел Марию Игнатьевну. Был у нее и сказал ей: «Я знаю, что Алексею Максимовичу было бы приятно». Она работает где-то в кино — передала мне привет. Говорил о вчерашних выборах делегатов на съезд. Выбирали из 625 человек, против него было 50 человек. Я прошел изумительно: всего 4 человека против. Против Коли всего 14 человек. «Сейчас должен писать отчет о поездке в Лондон, потом Съезд — а потом “Золотая карета”! У меня уже полтора акта переделано!»

Вчера я был у Федина. Федин удручен низким уровнем происходившей дискуссии: все сосредоточилось только на Грибачеве,

4 января. Умер Вл. Ев. Максимов, мой закадычный враг. Ненавидел он меня люто, но затаенно, похищал у меня целые страницы; в те времена, когда я был беззащитен (после катастрофы с «Одолеем Бармалея»), он в своих книжках о Некрасове смешивал меня с грязью, и все же мне жаль — до тоски — этого собрата по работе, по любви к Некрасову, по многолетним ленинградским связям. Таланту у него было маловато, но он так страстно отдался своей теме, что из пылинки стала гора, потому что к пылинке прибавилось сосредоточенное трудолюбие, фанатическая верность любимому делу. В последние годы он писал очень плохо, но

7 апреля. Взвешивался: потерял три кило в две недели. Директор сжалился, предоставил мне тихую комнату № 40. Я заперся там и не мог открыть. Вчера долго беседовал с А. Н. Туполе-

5 мая. Была вчера Тамара Влад. Иванова. Рассказывает о своем внуке Антоне. Говорила Тамара о том, что против Всеволода в Союзе Писателей было нечто вроде заговора. Когда впервые давали ордена, было решено дать Всеволоду орден Ленина, но

1 Куда идешь ты, красавица моя? (англ.).

8 марта (Женский день). Жене действительно вчера делали операцию.

Вечером пришла ко мне Тренева-Павленко. У нее двойной ущерб. Ее отец был сталинский любимец, Сталин даже снялся вместе с ним на спектакле «Любови Яровой», а мужа ее, автора «Клятвы», назвал Хрущев в своем докладе подлецом. И вот она говорит теперь, что многое в сообщении Хрущева неверно, что Орджоникидзе никогда не стрелялся, а умер собственной смертью, что снимок «Ленин — Сталин» не фальшивка и т. д.

Вчера Елене Михайловне сообщили, что она РЕАБИЛИТИРОВАНА.

Снился мне Боба в возрасте Жени — очень явственно.

Нужно приниматься за Слепцова.