Дневники Энди Уорхола

Бенджамин зашел за мной, и мы двинулись к Арману на Вашингтон-стрит. Предполагалось, что мы идем на ланч, но поскольку я сказал, что вообще не обедаю, ланча [смеется] и не было вовсе, так что я в результате жутко проголодался. Я весь иззавидовался: Арман показывал мне свою бижутерию, то, что он делает: он берет маленькие сердечки, воспроизводит их в золоте, а потом склеивает. Я попросил его поучаствовать в нашем телешоу. И потом я стал завидовать ему еще больше, когда он рассказал мне про платья, которые он делает: «рукавное платье», которое все состоит только из рукавов, «карманное платье» – только из карманов. Ну почему же я сам до такого не додумался? На своих рисунках он повторяет образы, а на картинах – нет. Он сейчас пишет картины, и это просто линии, проведенные кистью слева направо. Правда, я все хочу понять, не копирует ли он Сезара[1546]. Был такой художник в пятидесятые-шестидесятые, француз-коротышка, это он сделал огромные руки, на которые можно садиться, и другие подобные штуки. Он еще жив. Он делал большие вещи из пластика, выглядевшие как какашки, и продавал их поштучно. Вот бы и мне до такого додуматься. Я тут вспомнил про платье, которое сделал для шоу у Риццоли, которое называлось «Фантазия в моде», это было в семидесятые. Я тогда придумал платье, сшитое из отдельных кусков дизайнерских моделей. В конце концов кто-то его надел, отправляясь на бал. Однако такая идея родилась у меня тогда слишком рано, невовремя, потому что тот пиджак из джинсов, который мы видели пару недель назад в «Барни», на благотворительной акции, посвященной СПИДу, был чем-то похож на ту идею. А Корис смогла обо всем договориться – чтобы мне дали визу во Францию. Водил Бенджамина на ланч, и там официантка разрезала сэндвич надвое, он упал на пол, она же только рассмеялась, и я так и не понял, включила она этот сэндвич в счет или нет (19 долларов). Мы поели прямо в машине по пути в студию. Меня там встречала Пейдж, а оттуда мы уже отправились на выставку Денниса Хоппера в галерее Тони Шафрази.

Фотографии на выставке Денниса были так себе, ничего особенного, и Тони, видно, просто захотел обратить на себя внимание, побыть в компании кинозвезды. Пейдж обиделась, потому что когда она сфотографировала Кита, он [смеется] сказал: «Слушай, Энди, может, ты подпишешь это для меня, а?» Там был Мэтт Диллон с какой-то блондинкой, похожей на юную Дайан Лейн. Самой Дайан Лейн всего-то лет двадцать, но эта девушка была еще моложе. Все без конца говорили Деннису, до чего он прекрасно играл в «Синем бархате». Я попытался пригласить его к нам на телешоу, однако он завтра уезжает из Нью-Йорка.

Понедельник, 15 декабря 1986 года

Тони заехал за мной, но я не знал, что он будет на машине. Не понимаю, как он принимает подобные решения, у него ведь все абстрактно, нет никакой системы. Позвонил Джон Пауэрс, он вернулся из Японии, рассказал, что теперь у него новые, совершенно волшебные, наручные часы, в которые вместо батарейки вставлен кристалл, но вот голос у него старческий – не знаю, как воздействуют на нас эти кристаллы. Странно все это, с голосами: вот у Дианы Вриланд, например, голос по-прежнему юный. Сильный.

Кит принялся издеваться над Шнабелем, сказал, что тот на ужине у Тони Шафрази в прошедший уикенд уселся прямо рядом с Деннисом Хоппером, а потом еще и толкнул про него целую телегу, хотя на самом деле даже не знаком с ним.

Да, а Деннис рассказал мне в тот вечер, что из «Синего бархата» вырезали сцену, в которой не то он насилует Дина Стоквелла, не то Дин Стоквелл насилует его, но в любом случае у кого-то из них губная помада на заднице. Потом я пошел в музей Метрополитен на вечеринку в честь «Шисейдо». По-видимому, они финансировали шоу костюмов, которое устроила Вриланд, и вот теперь им позволили организовать свою вечеринку в том же музее. У них были две мои большие картины из серии «Цветы». Цветущий персик с черным контуром. Одна – это дар Питера Брэнта, а вторая – дар Ирвинга Блума, а я и не знал, что у него есть эта моя картина. Музею следовало бы собрать всю серию вместе – ведь так и задумывалось.